Народному артисту России Игорю Алексеевичу СМЫСЛОВСКОМУ
недавно исполнилось 93 года. Он помнит Николая II, проезжавшего
по Тверской в год празднования 300-летия дома Романовых,
революцию, войны, ленинградскую блокаду и, само собой, - многое
из истории великого русского театра...
Старики уходят, с ними уходит эпоха. Перешагиваю порог этой
квартиры - и сердце сжимается от печали: небогато, пусто, тихо.
Игорь Алексеевич живет один. Сын в Петербурге ("недавно приезжал
проведать"), любимая жена умерла около 20 лет назад. Спрашиваю о
друзьях, коллегах: "Почти никого не осталось, померли". Это
"померли" звучит обыденно-фатально. Смотрю на фотографии с
улыбающимися, счастливыми лицами в альбоме Игоря Алексеевича - и
вдруг думаю, что живым-то остался, кажется, из всех он один...
- О чем вам рассказать? - спрашивает Игорь Алексеевич и
смотрит куда-то мимо, как будто в глубину времени - он почти
слеп.
Я прошу рассказать о персонажах рисунков и фотографий на
стенах.
- Там вон - дед, генерал от инфантерии Малахов Николай
Николаевич. Это - мать, Малахова Елена Николаевна, потомственная
дворянка. Это - отец, капитан артиллерийских войск (о его судьбе
в одной из своих книг писал Александр Солженицын)...
Портрет девушки с огромными, прекрасными карими глазами -
актрисы Ольги Люботович ("Марочка моя") - произведение самого
Смысловского. Графикой он стал заниматься гораздо раньше, чем
пришел в театр. Учился в студии знаменитого художника-графика
Дмитрия Кордовского. Подавал надежды. Однажды, говорит, его
работы забрали на какую-то из выставок, и все они пропали,
остался лишь портрет Марочки. Вот фотография светлоглазого
молодого человека - Михаила Александровича Чехова, гениального
актера.
- Он был моим Богом, моим кумиром. Я видел его во всех ролях,
и он каждый раз потрясал меня. Публика, кажется, обмирала, когда
на сцене появлялся Михаил Чехов. На первых порах я иногда
подумывал, а не гипнотизер ли он? И не пользуется ли этим даром
для "захвата" зрительного зала? Но постепенно я начал понимать,
что вот это и есть великое искусство актера, обладающего
феноменальной заразительностью, техникой и талантом. Я стал
задавать себе вопрос: "Как он это делает?.." Так начались мои
творческие поиски в театре. Постепенно передо мной открывалась
актерская индивидуальность Чехова, секреты его мастерства. На
первых порах я даже подражал ему. И понадобилось немало лет,
чтобы прийти к своему пониманию театрального искусства.
Однажды я даже написал Чехову письмо: хочу, мол, работать у
вас в театре. Он ответил мне, что, к сожалению, не может
повидаться со мной, так как уезжает, и порекомендовал обратиться
к Берсеневу. Только потом я узнал, что он уехал навсегда. Без
Чехова МХАТ-2 утратил свою уникальность, но тем не менее, когда
его закрыли, все очень сожалели.
До сих пор помню вечер 1 марта 1936 года. В зрительном зале
негде было яблоку упасть. Люди стояли в проходах. По сути, это
были похороны лучшего русского театра. В зале плакали. Только
один раз занавес открылся на поклон, и мы увидели потрясенные
лица актеров.
Смысловский рад, что родился рано: успел увидеть многое и
многих. Учился он в Московском театральном техникуме имени
Луначарского, после его закрытия Игоря Алексеевича взяли было в
ГИТИС, но он не смог учиться на дневном, так как надо было
работать, кормить себя и семью. Пошел на актерскую биржу труда.
Играл в "разовых" спектаклях. Потом служил в
Историко-революционном театре, "разрушенном" впоследствии одним
росчерком пера. А затем Смысловского пригласили в Московский
Камерный театр Александра Таирова.
- Украшением его труппы была несравненная Алиса Коонен,
актриса с редким трагическим дарованием. Не удивительно, что
такой большой художник, как Таиров, посвятил ей свою жизнь. Все
его мысли и устремления были направлены на выявление дарования
этой актрисы. Алиса Коонен восхищала зрителей своим талантом, но
играть с ней было непросто, слишком много требовала от партнеров.
Сама же работала над ролью, я бы сказал, ювелирно, всегда
оттачивала каждый жест, мизансцену, паузу. Я благодарен судьбе,
что оказался ее партнером в "Египетских ночах"...
Спектакль уже шел на выпуск, через несколько дней должна была
состояться премьера, но внезапно заболел актер Маныкин, у
которого была сцена с Коонен, где гонец из Рима является к царице
Клеопатре с известием от Марка Антония. И вот эту роль Таиров
поручил сыграть мне. Наступает день репетиции, я с листками в
руках, пытаясь соблюсти все мизансцены, читаю свои реплики. Вдруг
Алиса Георгиевна останавливает действие и говорит, что в таком-то
месте должна быть пауза, которую я не выдержал. На это Таиров
замечает: "Игорь только что получил роль и не знает этого". Но
чуть позже она опять не выдерживает и кричит, что я опять "сделал
не то". Теперь уже взрывается Таиров: "Алиса, прекрати! Ты же
видишь, что у Игоря тетрадка в руках! Надо не капризничать, а
помогать ему!.." До этого в театре еще никто не слышал, чтобы
Таиров кричал на Алису Георгиевну. Она разрыдалась и ушла со
сцены. Таиров извинился передо мной, похлопал меня по плечу и
сказал: "Ничего, ничего, все будет хорошо".
На следующую репетицию я явился с полным знанием текста. Все
прошло нормально, и Алиса Георгиевна обращалась со мной даже
ласково. Теперь мои дни и ночи были посвящены работе над гонцом
из Рима. На реплику: "Гонец из Рима!" - я выскакивал на сцену, а
затем бросался к Клеопатре, целовал ее ногу в подъеме и
возвращался на прежнее место. Когда я задерживал свой поцелуй на
ее ноге, Алиса Георгиевна вела себя очень страстно, будто на моем
месте был сам Марк Антоний. Как-то случилось, что я заболел
воспалением легких, Алиса Георгиевна заявила, что без меня играть
не будет.
Пришлось прийти на спектакль с высокой температурой...
В комнате у Смысловского на стене висит рисунок Николая
Павловича Акимова, бывшего главного режиссера Ленинградского
театра комедии. В гости к Игорю Алексеевичу его привела Елена
Юнгер, жена Николая Павловича.
- Придя ко мне, он обратил внимание на портрет Марочки и
сказал, что актер, который может так рисовать, должен быть
хорошим артистом. И пригласил меня в свой театр. Это случилось в
июне 1938 года. Николай Павлович Акимов был для меня воплощением
человеческого совершенства. Многое в моей жизни связано с ним.
Помню, как-то ближе к ночи позвонил мне Николай Павлович с
просьбой немедленно встретиться. Я тут же отправился к нему на
Большую Посадскую, где он проживал тогда. "У меня к вам просьба,
Игорь Алексеевич, - с только ему присущей улыбкой сказал Акимов.
- Необходимо доказать, что Станиславский был прав, утверждая, что
нет плохих ролей".
Оказывается, артист Шмойлов был очень оскорблен тем, что ему
поручили роль разносчика фруктов в спектакле "Валенсианская
вдова" Лопе де Вега, и отказался играть. Дело еще заключалось и в
том, что у автора этого персонажа не было, Акимов сам придумал
его - человека, торгующего апельсинами. Я, конечно, согласился
играть эту небольшую роль и с увлечением начал работать. В
результате мы с Акимовым еще раз доказали, что "нет маленьких
ролей в театре".
С февраля 1945 года, после того, как перенес всю ленинградскую
блокаду, Смысловский пришел в труппу Московского театра
транспорта - ныне Театр имени Н.В.Гоголя. Более 200 ролей сыграл
Игорь Алексеевич за свою жизнь, и ему есть что вспомнить.
- Я зайду еще? - спрашиваю на прощание.
- Приходите, пока жив. Да хранит вас Господь, - говорит Игорь
Алексеевич и, провожая, крестит меня своей слабой, доброй рукой.
НАТАЛЬЯ БОНДАРЕНКО
25.02.1999, Труд
3 комментария
обсуждение >>