В фильме нет сюжета в традиционном смысле этого слова. Пересказать его, и по пересказу судить о картине невозможно.
В начале фильма титры сообщают: действие происходит в 1918 году, когда Советская власть еще не укрепилась на Памире и белые банды чувствовали себя хозяевами по всем дальним нагорьям и долинам. Мы видим юношу в рваном халате, бредущего по заснеженным горам в город — за грамотой, за светом и истиной, которые, он слышал, несут беднякам большевики. Случайно встретившись в разоренном аиле с девушкой, проданной баю, юноша жертвует жизнью, чтобы спасти ее, помочь убежать в город. Такова сюжетная канва картины. Но своеобразие ее не в показанных событиях.
Авторы фильма выражают свою мысль не через внешнее действие, а через достаточно сложную систему поэтических средств кинопластики. Медлительная смена крупных планов лиц людей, обдумывающих противоречия жизни, печальная музыка, ослепшая мать, перед внутренним взором которой постоят сцены уничтожения ее детей, белые горы, сумрачная тональность освещения, — все это создает поэтически-обобщенный образ эпохи, когда происходил слом старого мира.
Физически ощущаешь ту атмосферу весны, света, свободы, которой живут герои, что-то изменится, ибо по-старому жить невозможно. Однако пока что хозяева жизни — это замызганный пристав, заплывший жиром бай, наглые солдаты. И хотя герой одержал над этими тенями прошлого нравственную победу, она стоила ему физической смерти...
Писать о поэтических фильмах необычайно трудно. Как заметил один критик, «поэзия потому и поэзия, что на дне ее всегда остается нечто, что невозможно выразить словами». Трудно еще и потому, что фильмы этого рода нельзя смотреть равнодушно: тут зрители либо целиком принимают своеобразие авторской речи, либо решительно отвергают его. Но несомненно одно: любая кинематография показалась бы бедной, если бы не имела режиссеров-поэтов.
Кинокритик Ромил Соболев
обсуждение >>