Неверный февраль

Платье было роскошным...
Темнопунцовым, с твердым корсажем и широкой юбкой закрывающей половину изящных икр...
Обнаженные плечи ласкало дивное кружево цвета чайной розы... накидка с широкими рукавами, позволяющими любоваться красивыми, тонкими руками...
Витую золотую цепочку отягощала крупная жемчужина - единственное украшение...
Она была уверена в себе и вполне довольна своим отражением в огромном зеркале...
Она ждала его...
Знала, что понравится, что произведет впечатление... но...
Была уверена, что это... первое впечатление, то самое, которое невозможно исправить... изменить... останется в памяти его... изощренной... единственным...
Знала, что будет лишь «начало»... тот самый порог, на котором рекомендуют остановиться...

Как редко останавливаемся мы перед прыжком в бездну...
Если это... бездна..а не ее подобие, разумеется...
Она заказала легкое вино и чуть пригубливала... ожидая...
Перебирала в памяти слова его песен... его-не его стихов, которые...все ... казались написанными именно им и... именно для неё...
Что будет читать он сегодня?
Что выберет для вечера этого странного...
Странного февральского вечера... в чужом городе... с чужой, придуманной им женщиной...

Она остановила внимание свое и мысли на словах, которые жаждет услышать любая из живущих под Луной...
«Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Её расширенных зрачков.»
Ах... как мечталось стать героиней этого... почему-то... именно этого стихотворения... сложенного мужчиной для своей женщины...
И... стать этой женщиной... единственной... любимой... на все времена...
Она тихо сидела за столом...
На темно-красной скатерти мерцал хрусталь...
Мерцала одинокая свеча, создавая неверным сиянием своим особое очарование... атмосферу интимную...
Но...

Рука ее потянулась к портьере... за окном «разгуливалась» метель...
Крупные, мохнатые снежинки, похожие на птиц, ищущих пристанища в теплом доме, бились о стекло...
Сгущалась мгла... стягивалась бархатным кольцом, не позволяющим рассмотреть ничего... ничего... никого...
Казалось, остановилось... замерло всё... Ни шагов... ни нетерпеливых гудков авто... Тишина...
Ей виделось: он входит в зал... идет к столу ее в распахнутой шубе, с тающим на широких плечах снегом, который успел изрядно запорошить его, приготовившего изумительный сюрприз... своей женщине...
Открытую коляску, запряженную маленькой белой лошадкой, которая унесет их... куда-нибудь...
Сквозь снег... ночь... недоверие... незнание друг друга и... узнавание...
Под шорох его тихого голоса и ее легкого дыхания... прерывающегося...
замирающего от слов его дивных...
И уже не думала она лишь о «начале»... о пороге, на котором следует остановиться...
Уже в мечтах ее звучали иные слова -
«Когда я жажду своеволий
И смел и горд - я к ней иду...»

Ей казалось, что и она... она... правильная... жаждет каких-то иных отношений... каких-то... «своеволий», которые может подарить сильный,
умелый мужчина...
Или... это лишь казалось ей... сидящей одиноко у красиво сервированного стола... с догорающей белой свечой, утратившей стройность свою и значимость...
Серое утро принесло непонятное... странное... страшное...
Газета выпала из рук женщины...
Вечернее происшествие - Погиб поэт... русский... сбитый авто у отеля «Плаза», к которому подъехал в легком конном экипаже...
Странная история... русская...
Среди вещей погибшего конверт, адресованный некоей «N», в котором
покоился единственный листок с... таким вот текстом -

Я знаю женщину: молчанье,
Усталость горькая от слов,
Живет в таинственном мерцанье
Её расширенных зрачков.

Её душа открыта жадно
Лишь медной музыке стиха,
Пред жизнью, дольней и отрадной
Высокомерна и глуха.

Неслышный и неторопливый,
Так странно плавен шаг ее,
Назвать нельзя ее красивой,
Но в ней всё счастие моё.

Когда я жажду своеволий
И смел и горд - я к ней иду
Учиться мудрой сладкой боли
В ее истоме и бреду.

Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И чётки сны ее, как тени
На райском огненном песке.

Она не отреагировала на настоятельную просьбу... отозваться... Зачем?