...Бурмейстер воспитал целую плеяду артистов балета: В. Бовт, Ю. Григорьев, М. Дроздова, А. Николаев, М. Редина, М. Сорокина, В. Тедеев, А. Чичинадзе. Именно под руководством Владимира Павловича начинал свой путь к мировой славе и Марис Лиепа, но самой яркой его ученицей была блистательная Э. Власова. Актриса выезжала во Францию в 1964 году в составе группы артистов советского балета. Именно тогда ей была присуждена престижнейшая Премия имени Анны Павловой Парижской академии танца.
– Мне выпало огромное счастье работать, не побоюсь этого слова, с великим Мастером, – говорит Элеонора Власова. – Чем больше лет проходит, тем отчетливее я понимаю – судьба свела меня с гением. Вся моя творческая жизнь от первых, неуверенных шагов до моих самостоятельных балетмейстерских и педагогических работ – это, по существу, годы ученичества у Бурмейстера. Искусство хореографии бесконечно богато в своей выразительности – синтез музыки, драматургии, пластики способен раскрыть всю полноту душевного мира человека, его мыслей и чувств. Этому особому искусству, согретому собственными чувством и темпераментом, своим отношением к нему, научил меня Владимир Павлович.
– Элеонора Евгеньевна, что бы вы могли сказать о театре Бурмейстера?
– Сверхзадачей хореографического театра Бурмейстера было раскрытие актерской индивидуальности. В этом заключалось его творческое кредо. От каждого исполнителя на сцене он требовал смысла и эмоциональной достоверной наполненности, напряженной внутренней жизни – будь то классическая хореография или танец модерн, народный или бытовой. И требовательность его распространялась как на главных исполнителей, так и на каждого участника массовых сцен. Это не была, как говорил Владимир Иванович Немирович-Данченко, «правденка» мелкого бытового правдоподобия, это была подлинная правда сценического самочувствия, но в преломлении Бурмейстера. Театр Бурмейстера был самой правдой, но эстетизированной, его гражданский темперамент был всегда на острие копья образного мышления, и когда однажды на репетиции я спросила у него: «А разве можно использовать на сцене жест, который в жизни невозможен?», он ответил: «Умение художника не в том, чтобы фотографировать жизнь в фас. Художник обязан иметь свою призму, через которую он смотрит на жизнь, и виденное преобразовывать в своем художественном создании и эмоционально-доверительно делиться этим со своим собеседником-зрителем. Поэтому любой твой жест, прожитый в предлагаемых обстоятельствах и нанизанный на собственное «я», будет убедителен, а потому и верен». В балетном театре он произвел революцию, подобно той, которую совершил Константин Сергеевич Станиславский в театре драматическом, поэтому его часто называли «Станиславским в балете». И еще. Его четко выстроенная режиссерская партитура не была диктатом для исполнителя. Мы находились в атмосфере свободной импровизации и отдавались этому процессу полностью и с радостью, чувствуя себя соучастниками творческих таинств Мастера. Владимир Павлович как никто видел, чувствовал и понимал актера.
– Вы помните первую встречу с Бурмейстером?
– Наша первая встреча произошла в хореографическом училище. Владимир Павлович ставил в выпускном классе испанский танец. У меня была только одна репетиция с ним, и мне не удалось с первого раза понять, в чем он видел суть номера.
– А не с этого ли испанского танца начался ваш путь к балету «Эсмеральда»?
– Вы – проницательный человек. Как выяснилось впоследствии, Владимир Павлович уже тогда «запрограммировал» меня на роль Эсмеральды в задуманном новом спектакле. Но путь к этой любимейшей моей роли, которую я танцевала на протяжении всей своей артистической жизни, оказался длинным и трудным. Прежде всего, предложение Бурмейстера «попробовать» меня на партию Эсмеральды – стало полной неожиданностью и для меня, и для всей труппы. И вот первые репетиции. Поначалу все неудачно: менялись репетиторы, появились сложности с партнером. Я помню безапелляционный приговор одного из репетиторов: «Ничего не выйдет!» Но Владимира Павловича с его удивительным чутьем это не остановило. Он дал мне другого репетитора – Людмилу Владимировну Салову. Когда Владимир Павлович принимал спектакль, он был очень внимателен, а потом вдруг неожиданно сказал: «Будем работать дальше, только дадим другого партнера». И наступил новый период в моей творческой жизни. Во-первых, моим партнером стал Алексей Чичинадзе, лучший танцовщик театра. И во-вторых, начались репетиции непосредственно с Мастером, полные вдохновения и самоотдачи. Он не искал во мне внешних признаков сходства с героиней романа Гюго. «Влезь в кожу Эсмеральды, – говорил он мне. – Меня интересует твое понятие конфликта между Фебом, Клодом и Квазимодо. Ты должна рассказать зрителю историю трагической любви, пережитой Эсмеральдой-Власовой, а не какой-то далекой для нас по времени героиней!»
– А как прошел ваш первый спектакль «Эсмеральда»?
– Моя премьера была последней в сезоне. На генеральной репетиции я подвернула ногу. Казалось, все рухнуло. Но Мастер не отчаивался. Два дня мне лечили ногу, и я танцевала с забинтованной ногой, но все равно, наверное, получилось удачно, потому что первый спектакль в следующем сезоне Владимир Павлович доверил мне.
– Вы стали любимой балериной Бурмейстера? Танцевали все, что хотели?
– Я хотела одно, а Владимир Павлович своим зорким глазом видел во мне то, что в конечном итоге я и танцевала. Я мечтала о партии Возлюбленной в балете «Штраусиана». Но Мастер предложил мне роль Актрисы. Я возразила, что Актриса мне далека. Владимир Павлович был непреклонен: «Найди Актрису!» И я танцевала именно Актрису. «Снегурочка». И здесь Бурмейстер оказался зорче меня. Мне казалось, что роль Снегурочки – моя. «Ты не Снегурочка, а Купава. Снегурочка хрупкая, нежная, но холодная, неживая, а Купава – с горячей кровью, плотью, красивая, земная. Она тебе родная, Купава-Власова». И как всегда, он был прав.
– Вы ссорились?
– Бывало. Я помню, что во время постановочных репетиций «Болеро» Равеля мы много спорили, долго не могли найти решение, которое бы устроило нас обоих. Но это были не пустые амбиции, а нормальный творческий путь постижения истины.
– Это правда, что благодаря Бурмейстеру вы остались в профессии?
– Да. Не все гладко было в моей актерской судьбе. Острая боль в спине и приговор врачей – надо менять профессию… Я лежала в больнице в глубокой тоске, понимая, что ничего другого, кроме сцены, для меня не существует, моя любовь навсегда была отдана сцене и Мастеру. А тело в гипсе… Было жутко. И тут он пришел, сел рядом и сказал просто: «Ты должна танцевать Лолу». Наверное, только психологам подвластно проанализировать скрытые резервы человека. Я встала… И премьера моей «Лолы» состоялась! Доверие Мастера, его авторитет, а главное – вера в меня сотворили чудо.
Вахрамов Владимир
2 комментария
обсуждение >>