То урожай на покойников, то неурожай...— задумчиво скажет мужик, везущий в лодке Игоря сквозь туман по реке. И зритель сразу поймет, что это Харон, перевозящий души в царство теней, в царство мертвых. Будто в другой жизни останутся для столичного фотокорреспондента, отправившегося по заданию редакции на странный остров, и сутолока московских улиц, и нескончаемая вереница дел и делишек.
Вера, превратившаяся в суррогат, измельчавшая совесть, выветрившаяся из сердца необходимость соблюдать вечные заповеди — все это делает Игоря уязвимым перед лицом неведомой опасности. Опасность эта не имеет здравого материалистического объяснения — это ожившие мертвецы, упыри, вурдалаки, превращающие в себе подобных каждого, кто попадается им «на зуб». И не знает москвич, еще неделю назад очень уверенный в себе, куда спрятаться, как уберечься от этой напасти.
Вряд ли думал граф Алексей Константинович Толстой, сочиняя на французском в 1823 году страшные рассказы, что эти его юношеские опусы так привлекут далеких потомков.
Конечно, соревноваться с наводнившими наши экраны зарубежными фильмами ужасов трудно. Настолько там иной раз все изобретательно сделано, что и специалисты поражаются «их» мастерству вгонять публику в холодный пот. Однако режиссер Игорь Шавлак со своими единомышленниками и не стремился запугать зрителей до полусмерти: страхи на экране были для него не самоцелью, а поводом для размышлений о сути современного человека.
Советский экран № 18, 1990 год
1 комментарий
обсуждение >>