Булгаков как он есть создателям фильма, видимо, показался как-то чересчур легковесен. Действительно — обещал про "Белую гвардию", а сам про "бронзовую лампу под абажуром, лучшие на свете шкапы с книгами, пахнущими таинственным старинным шоколадом", про разговоры, пение и перешептывание. Что ж, в экранизации этот недочет исправлен. Там в соответствии названию все больше про войну, шинели, сборы, коней, пулеметные очереди, про полные решимости и вообще всяческого героизма лица.
На этом фоне совсем теряется тот воспетый в романе теплый уют (переданный, кстати, Владимиром Басовым в старой телепостановке "Дней Турбиных"), который — по Булгакову — и есть единственное, что может противостоять разрушению. Такие мещанские идейки создателей фильма явно не устраивают, так что никакого тебе "Турбин проснулся со стоном, услышал храп Мышлаевского из гостиной, тихий свист Карася и Лариосика из книжной. Вытер пот со лба, опомнился и слабо улыбнулся" в конце, а наоборот — разметанные по заснеженной мостовой ноты, буря и герои, усланные сценаристами скитаться кто на Дон, а кто на Днепр.
Вообще, то, что сделано с героями в конце этого телефильма, кажется поразительным во многих отношениях, и уж во всяком случае, в смысле зашкаливающей какой-то безвкусицы. Там практически без предупреждения роман "Белая гвардия" становится рассказом "Я убил".
Анна Наринская
Газета "Коммерсантъ", №39/П (4824), 05.03.2012
17 комментариев
обсуждение >>