«Спутанные параллели» как эксперимент режиссера

...В светлый дом набожной северянки, в напряжении ждавшей вестей со Второй мировой – там-то и погиб ее муж, как выяснится позже, вошел сверкающий армянскими глазами и верный своему амплуа Серж Аведикян. Законы драматургии соблюдены предельно аккуратно: другой мужчина изменил жизнь норвежки Ханны до неузнаваемости. Одновременно с этим, но сорок лет спустя, развивается мучительный роман между учительницей и учащимся – несовершеннолетним, конечно. Но смысл вовсе не в том, к какому финалу придет каждый из сюжетов –будет ли сорван плод или участники окажутся благоразумными.
Ованнес Галстян, сконструировавший фильм «Спутанные параллели», кажется, хотел снять кино про женщин, и так и получилось: всё, что вокруг – наносной антураж, не более. Сценарий, за который его авторы были награждены главным призом на международном фестивале в Лос-Анджелесе, в самом деле точно иллюстрирует женские метания, стирая акценты с людей и обстоятельств, нарушивших душевное равновесие героинь. Мазки сюжета, легкие намеки на две разные эпохи (война с одной стороны, начало движения за освобождение Арцаха – с другой), мужчины, стимулирующие женскую психику, всего лишь дополняют искры, сыпающиеся из глаз блистательной Сири Хелен Мюллер. Исполнительница роли Ханны сыграла несравненно лучше француженки, случайно попавшей в кино и изобразившей другую героиню – Лауру. И хотя обаяния у последней не отнять, но его явно недостаточно для тонкой и глубокой игры. Мюллер, в отличие от Лоренс Риттер (Лаура), сыграла горячо и с надрывом, мастерски передав тоску и кручину одним движением глаз. Ее партнер Серж Аведикян, бесконечно хороший собой, нравящийся камере, основательно избалованный успехом, в каждом кадре предается самолюбованию, и каждое его движение, даже то, что по отмашке режиссера, отдает локально-армянским стебом – что в песнях, которые «русский» Аракел поет в доме Ханны, что в его переигранном беспокойстве, когда светящийся мужественной сексуальностью Серж говорит ей с небрежной дворо-ереванской интонацией: «Так ты ж не ешь совсем, как же тебе выздороветь?». Впрочем, киногеничному любимцу аудитории всё простительно.
Галстян выбрал хорошую тему, неплохо ее смонтировал, частично утолил жажду публики по человечному кино, в котором герои говорят в основном по-армянски (вспомним прекрасные 70-е и 80-е с прекрасными киноповестями об отношениях между мужчиной и женщиной – «Механики счастья» на нынешних кинодеятелей нет!). Но признаем, что от искусственных диалогов и, что гораздо хуже, фальшиво звучащей речи передёрнет кого угодно, даже людей с отменным словесным вкусом. Понятно, что в армянских постановках априори очень сложно найти золотую середину, в которой безупречная художественная речь идеально гармонировала бы с разговорной, раздающейся из уст живых, а не рафинированных, армян. В «Сплетенных параллелях», ставших уже родными, даже юная соседка – девушка сомнительного интеллектуального развития – звучит так, будто она вот-вот поднимется на трибуну, чтобы продекламировать бесценные тексты классиков. Претензия не только к тому, как был оформлен текст (прибавьте к неоправданному стилю изъяснения героев довольно скучные диалоги). Актеры в целом, а в особенности молодые, за кадром невнятны и пресны. Дело даже не в отношении к работе: печально, но нынешние актеры значительно слабее тех, кого принято считать классиками. Они неважно владеют голосами, слабо вытягивают роли, через раз наделены харизмой, которая редко может закрасить профессиональные пробелы.
...Режиссер путает параллели с небывалой настойчивостью, сильно нарочито (как, например, в сцене, в которой Нарек медленно – будто сейчас из комнаты выйдет сам Галстян и скажет – молодец, парень, не торопись, я снимаю! – склонил голову, чтоб вызвать кровь носом) – так, что мы, сидя в зале, отчетливо видим его старания сложить в мозаику собственные находки и выжимку опыта классиков. Но c нашей стороны нет никакой критики – таков киноязык Галстяна.