«Где-то» Софии Копполы

Голливудская суперзвезда Джонни Марко (Стивен Дорфф), секс-символ с намечающимся пивным животом, торчит в лос-анжелесском отеле Chateau Marmont. Засыпает под вялый стриптиз. Натужно улыбается раздевающим его глазами блондинкам. Много курит. Много пьет. По пьяни ломает запястье. Ходит на пресс-конференции, там мычит какую-то белиберду. Встречает в лифте, допустим, Бенисио дель Торо – тоже говорит что-то неловкое. Иногда его навещает 11-летняя дочка (Элли Феннинг). Вместе они играют в Guitar Hero. Завтракают. Плавают в бассейне. Загорают у бассейна. Катаются на Ferrari. Папе с дочкой хорошо, но она скоро уедет в летний лагерь.

Через семь лет после «Трудностей перевода» София Коппола возвращается к обволакивающему стилю выразительных набросков и зарисовок. Стивен Дорфф, безусловно, специально выбранный на роль кинозвезды более крупного калибра (дабы избежать пресловутого эффекта «актер играет самого себя»), постоянно стоит на балконе с опухшим лицом, неспешно потягивает сигарету, развалившись на диване, долго-долго нарезает круги на автомобиле со скоростью человека, которому безразлично, где останавливаться. Все тот же, что и в «Трудностях перевода», мир, в котором всё сделано либо до тебя, либо за тебя, остается только поддерживать на людях иллюзию деятельности и соответственно иллюзию отдыха. Все вроде бы то же самое, кроме одного нюанса, что «Трудности перевода» печальнее, а «Где-то» пессимистичнее. В самой прекрасной и одновременно самой страшной сцене фильма гримеры замуровывают голову героя в глиняную маску и оставляют его долго и тяжело вдыхать воздух в одиночестве. «Посмотрите, какой вы теперь» - говорят они по возвращении, в зеркале – искусственно состаренное лицо. Вот об этом, собственно, и весь фильм. Здесь даже финальная улыбка, вопреки, наверное, замыслу режиссера, кажется совсем уж вымученной. Странно появившаяся и внезапно исчезнувшая дочка с уже угасающим блеском в глазах как-то помогает скрасить однообразный процесс коротания жизни. Отношения с ней принципиально статичны: они вряд ли что-то способны дать друг другу, кроме самих себя – ладно, можно вместе поумирать у бассейна. Или вот можно вызвать гитариста на дом, песню послушать (Йоханссон и Мюррей жили поскромнее, они в караоке пели). Можно мороженого заказать. И так далее. Он, как и семь лет назад Билл Мюррей, смотрит телевизор на непонятном языке. Она (ироничный парафраз известной сцены из «Фотоувеличения») играет в теннис без мячика.

Такое кино снял бы молодой Джим Джармуш, если его за чрезмерную любовь к пролетариату заперли бы в этом самом пятизвездочном голливудском отеле. Было у него такое чудесное кино «Страннее рая», тоже про то, что тоска бытия – болезнь неизлечимая, а смена окружения и пространства – методы, что бы там ни говорили, паллиативные. На словах это, что тут поделаешь, звучит банально и вторично. Коппола, увы, тоже повторяется, и ее новый фильм все-таки кажется симпатичным дополнением к фильму другому, тому, что поудачнее. Мол, случается что-то такое светлое и грустное, что словами не передать. И не только с молодыми девушками и стареющими актерами. С молодыми тоже случается. И даже с детьми маленькими. Ну да-да, знаем. Вообще не люди же такие, жизнь такая.