«Прошлое»

Герой Берналя, малосимпатичный потрепанный мужик по имени Римини (тут кто-то умный проводил параллели с Феллини, но меня, пожалуйста, избавьте) влачит тихое и скромное существование, подрабатывая переводчиком. Так же тихо и скромно он расстается со своей благоверной (Косейро), с которой прожил счастливые, но вроде бы тоже какие-то слишком тихие и скромные, двенадцать лет. И рад был бы парень тихо и скромно начать жизнь с чистого, черт бы ее побрал, листа, да только бывшая возлюбленная проявляет какую-то несвойственную ей раньше навязчивость: и звонит в день по сто раз, и автоответчик засоряет, и письма идиотские пишет, и вообще появляется в самое ненужное время в самом ненужном месте. Психопатическая бывшая женушка и есть то самое прошлое, от которого ни в новом доме, ни в новой семье, ни даже в тюрьме укрыться не удается.
Автор первоисточника, писатель по имени Алан Паулс – это такой аргентинский Милан Кундера, поэтично рассказывающий разные психопатологии обыденной жизни. Этот самый первоисточник у нас никто не читал (потому как никто не перевел), поэтому, тут уж не обессудьте, судить о нем придется по его киноинтерпретации товарищем Бабенко. Ну так вот сам роман-то вроде бы добротный: тут, как и полагается, из стандартной житейской ситуации делают необходимые высокопарные выводы о непреходящем прошлом и преходящем будущем, о любви и безразличии и обо всем сопутствующем. Весь этот экзистенциализм с книжки на экран Бабенко переносит очень заботливо и, видимо, из-за этого усердия, в упор не замечает принципиальнейших проколов.
Во-первых, в фильме с названием «Прошлое» делать центральным символом этого самого прошлого старые фотографии все равно, что с умным видом говорить, что время это река (этим у нас Вендерс в последнее время страдает). Такого топорного символизма, особенно ближе к финалу, здесь непростительно много, и заветная оригинальная идея оказывается обесцененной до безобразия.
Во-вторых, «Прошлое» губит это эпигонское желание казаться арт-хаусом. Арт-хаус в понимании Бабенко – это когда курят одну за другой, совсем не шутят, но много плачут и через каждые десять минут исправно показывают сиськи. Личность режиссера, таким образом, полностью раскрывается в героине Аны Челентано, сумасшедшей тетки, которая мастурбирует, подглядывая за молодыми любовниками.
Третье и последнее – это те самые сумасшедшие тетки. Не знаю насчет болезненного, судя по всему, прошлого самого режиссера Бабенко, но в эпоху равенства полов решение показать женщину как клинически больное, неустроенное и вообще довольно мерзкое существо не то чтобы неправильно (хотя, конечно, неправильно), но окончательно истребляет все ради чего, смею надеяться, фильм и затевался. Получается, что собрались вроде бы умные ребята, хотели, блин, поговорить об устройстве жизни, о некоммуникабельности, но тут кто-то (предположительно режиссер) выкрикнул: «Бабы стервы!». И все поддержали.
А то, что прошлое никогда не отпускает, уже было убедительно показано Форд Копполой лет тридцать назад. И поверьте, смотреть по этому поводу на итальянских мафиози гораздо приятнее, чем на аргентинских рефлексирующих переводчиков.