Марк Розовский: «Песни нашей коммуналки» – это настоящий КОНЕЦ СВЕТА!»

С 16 по 24 февраля следующего года в Мюнхене, Штутгарте, Берлине, Ганновере, Франкфурте на Майне, Дюссельдорфе и Гамбурге публика сможет увидеть легендарный спектакль Московского театра «У Никитских ворот» «Песни нашей коммуналки» в постановке и при участии народного артиста России Марка Розовского. Марк Розовский – без сомнения выдающийся деятель советской и российской культуры, внёсший заметный вклад с самые различные ее области, чрезвычайно многосторонняя личность: режиссёр, драматург, сценарист, актёр и композитор, аналогов чему, если и можно найти в мировой практике, то с большим трудом...

Накануне гастролей наш корреспондент побеседовал с руководителем театра «У Никитских ворот».

— Уважаемый Марк Григорьевич, для меня было большим потрясением узнать, что Ваши сегодняшние отчество и фамилия достались Вам от отчима, а Ваш родной отец через шесть месяцев после Вашего рождения был арестован и 18 лет провел в лагерях…

— Я себя до переезда в Москву не помню, потому что я родился в 1937 году на Камчатке, так как мои родители поехали туда на одну из строек социализма возводить судоремонтный завод. Но через год бабушка меня забрала в Москву в связи с тем, что моей маме уже было трудно работать и ухаживать за маленьким сыном. Таким образом я оказался в Москве, а потом у мамы закончился договор, и она, естественно, тоже приехала в столицу. Моё детство было очень трудным, оно пришлось на время «большого террора», и так тогда – в полуподвальном помещении – жили многие. Затем наступила война, начались бомбёжки, бабушка меня спасала, накрывая своим телом, при этом получив ранение. Мы вернулись в Москву из Анапы, где жили до войны, только в 1943 году, а через год я пошёл в школу…

— При получении паспорта с Вами произошла интересная история, когда в графе «национальность» Вы попросили написать грек. Потом Михаил Жванецкий с Вашего разрешения вставил эту фразу в миниатюру Райкина “Автобиография”. Райкин так и говорил: “Мама у меня гречанка, папа – инженер”. Намного позже нечто подобное выдаст Жириновский: «У меня мама – русская, а отец – юрист». Вы наверняка помните 50-е годы, когда началась борьба с «безродными космополитами»…

— Я действительно записался в паспорте греком, и возникла эта анекдотическая ситуация, но если Вы прибавите к моему году рождения 16 лет, то как раз получится 1953 год, и в это время я должен был идти и получать паспорт. Только что умер Сталин, набирало ход «дело врачей», которых называли «убийцы в белых халатах», совсем недавно был расстрелян «Антифашистский еврейский комитет», а до этого убили художественного руководителя Московского государственного еврейского театра Соломона Михоэлса. Конечно, мама боялась только одного, что нас с ней разлучат: её посадят, а меня отдадут в детдом или произойдёт что-то другое. Но когда умер Сталин, то в жизни нашей страны началась новая эпоха!

— На протяжении 10-ти лет Вы руководили студенческим театром при МГУ «Наш дом». В его стенах начинали творческую деятельность многие популярные артисты: Семён Фарада, Михаил Филиппов, Александр Филиппенко, Геннадий Хазанов и другие. Однако в 1969 году под давлением вошедшего в силу идеологического прессинга «Наш Дом» был распущен. Что послужило последней каплей для закрытия Вашего детища?

— Нас обвинили в антисоветчине, каждый спектакль запрещали, хотя «Наш Дом» был любительским и самодеятельным театром. Сегодня я об этом говорю с улыбкой, потому что оттуда вышло пять или шесть народных артистов, которые позже обрели всенародную славу. А тогда у нас была такая весёлая и удивительно талантливая компания, свободная духом: мы сами всё сочиняли и выдумывали, мы были авторами и исполнителями, режиссёрами. Из студии «Наш дом» благодаря Алику Аксельроду (Альберт Юльевич Аксельрод, по образованию – врач, инициатор создания и ведущий игровых телепередач (совместно с М. Яковлевым и С. Муратовым) «ВВВ» («Вечер весёлых вопросов», 1959) и «КВН» («Клуб Весёлых и Находчивых», 1961). Прим. автора) – моему другу, которого уже, к сожаленью, нет в живых, вышел практически весь «КВН». В нашей работе участвовал и Илюша Рутберг, он тоже был режиссёром спектаклей «Нашего дома», и мы втроём руководили студией, а в середине 60-х годов я остался один, потому что Алик сосредоточился на своей медицинской работе и писал сценарии программы «КВН», поэтому не мог совмещать это с театром, а Илья поступил в ГИТТИС и стал учиться на режиссёра у Марии Осиповны Кнебель. Последние годы театром руководил я, а потом его закрыли…

— Наверно, к тому времени уже закончилась «хрущёвская оттепель»...

— Наш театр возник на волне освобождения общественного сознания, но «хрущёвская оттепель» закончилась ещё в 50-е годы, а слово «оттепель» было взято по названию повести Ильи Григорьевича Эренбурга и затем вошло в обиход, однако 60-е годы – тоже очень многособытийное время: ввод советских войск в Чехословакию в 1968 году, арест Синявского и Даниэля. Во всяком случае, была очень большая борьба и противостояние советскому режиму. Всё закончилось застоем, диссидентское движение подавлялось, хотя его окончательно подавить не удалось, но наш театр кто-то очень точно назвал театральным самиздатом того времени…

— Не многие знают о Вашем литературном творчестве. У меня в детстве была пластинка «Клуб 12 стульев», где Вы читали Вашу пародию на школьное сочинение «Баба-Яга». Я даже до сих пор помню название последней части: «Бабизм-ягизм в наши дни».

— Мне очень приятно, что, кроме меня, и Вы это помните!

— Когда и как у вас проснулась тяга к сочинительству?

— Наша студия «Наш дом» являлась эстрадной, в ней было очень много сатиры и юмора, с нашей студией сотрудничали Гриша Горин, Аркаша Арканов, Александр Курляндский, Аркадий Хайт и Виктор Славкин – весёлая компания, а я по окончании факультета журналистики МГУ работал в журнале «Юность» и руководил сатирическим отделом «Пылесос», так что рядом со мной и на моих глазах были все «властители дум» – великие поэты, которые потом собирали стадионы. Мы все знали друг друга и были в очень хороших, добрых и приятельских отношениях. В середине 60-хх годов я поступил на Высшие сценарные курсы, поэтому я ещё писал и самые разные сценарии, а потом это закончилось тем, что я написал сценарий к фильму «Д’Артаньян и три мушкетёра»…

— Вы как раз предвосхитили мой следующий вопрос: для многих станет неожиданностью и тот факт, что именно Вы являетесь автором сценария культового фильма «Д’Артаньян и три мушкетёра» и ещё девяти сценариев, а также семи книг о театре. Как возникла идея создания «Мушкетёров» и по чьей инициативе они появились на свет?

— Вы знаете, к тому времени я уже работал в товстоноговском театре: в 1973 году была выпущена «Бедная Лиза», и Георгий Александрович Товстоногов пригласил меня к себе в театр на постановку, хотя у меня не было режиссёрского образования, но он мне доверил своих великих артистов, и там я поставил «Бедную Лизу», а в 1975 году – «Историю лошади». В 1974 году, между этими двумя спектаклями на сцене БДТ, вместе с сыном Георгия Товстоногова Сандро мы в Москве сделали мюзикл «Три мушкетёра». Стихи написал поэт Юрий Ряшенцев, а музыку – композитор Максим Дунаевский, который в студии «Наш дом» был музыкальным руководителем и сочинял музыку, ещё являясь студентом Московской консерватории. Этой компанией мы сначала сделали театральный спектакль, а потом, в связи с его большим успехом, на него обратило внимание телевидение, и мне предложили написать сценарий, который я сделал по готовой пьесе. В спектакле главную роль играл Владимир Качан, а фильм ставил режиссёр Г. Юнгвальд-Хилькевич. Хотя у нас с ним было много разных творческих конфликтов, но, тем не менее, картина получилась удачной, её и до сих пор любят зрители, и часто показывают по ТВ, но поначалу данный фильм оцениили не все, особенно критики. Широкая публика в отличие о них очень горячо приняла эту картину, она уже считается классикой, в ней звучит замечательная музыка Максима Дунаевского на стихи Юрия Ряшенцева, но и моя драматургия – не совсем ровная – пришлась по душе зрителям!

— Вы уже в нашем разговоре упомянули свою работу в БДТ над спектаклями «Бедная Лиза» по Н. Карамзину (инсценировка, стихи, постановка), малая сцена (1973), и «Историей лошади» по Л. Толстому). Насколько сложно было работать с актёрами товстоноговского театра?

— Что значит сложно? Конечно, для актёров было непривычно, что в их театре появился какой-то молодой человек из Москвы, да ещё и без театрального образования, но Товстоногов мне доверил и меня поддерживал, поэтому актёры в любом случае вынуждены были со мной репетировать. Я не хочу сейчас хвастаться, но я знал, чего хочу и, естественно, этого добивался. «Бедная Лиза» имела очень большой успех, и Георгий Александрович, оценив его, показал этот спектакль в Москве, но потом началась история с «Историей лошади», и она отразилась на моей биографии. Когда спектакль уже был готов, и Товстоногов посмотрел практически генеральную репетицию от начала до конца (хотя сейчас Олег Басилашвили утверждает, что Товстоногов посмотрел только первый акт), на следующий день я увидел, что декорации перенесены на Большую сцену. Георгий Александрович выпустил этот же спектакль на Большой сцене, ставший впоследствии легендарным, используя мой текст, музыку и режиссуру на 80–90%! Для меня это была очень большая душевная травма, после этого, конечно, у меня испортились чудесные отношения с Товстоноговым, хотя я его считаю своим учителем, но он совершил по отношению ко мне неблаговидный поступок. Тогда подобные вещи происходили не только со мной, но в советское время защитить себя было крайне сложно, и если бы я вымолвил хоть одно слова протеста или рассказал бы ВСЮ правду, то должен был покинуть страну и навсегда забыть о том, что я – режиссёр. Я, честно говоря, никуда не хотел уезжать, потому что очень любил театр и хотел работать на русском языке. И в это время мне протянул руку Олег Николаевич Ефремов, он мне дал работу во МХАТе, где я поставил три спектакля. Кроме того, он меня тарифицировал как режиссёра высшей категории. В 1983 году я снова ушёл в самодеятельность и организовал собственный театр. Я не захотел работать в профессиональных театрах, так как мне хотелось иметь СВОЙ театр, чтобы не быть зависимым от кого-либо. Ещё я ставил спектакли в театре русской драмы в Риге и продолжал заниматься профессиональной деятельностью: работал как писатель-сатирик, много печатался, и это меня в то время спасло. Я работал и в Литературном музее, где числился экскурсоводом, а на самом деле занимался театром. Знаменитый драматург Алексей Николаевич Арбузов называл меня «Ванькой-встанькой», но театр «У Никитских ворот» – последнее моё усилие, уже на протяжении почти 30-ти лет…

— Как Вы только что верно подметили, в следующем году исполняется 30 лет Вашему театру-студии «У Никитских ворот», который с 1 октября 1991 года стал государственным. Расскажите об основных вехах становления Вашего театра.

— Вы понимаете, я бил в одну точку: мы начинали ещё в советское время, когда всё было очень непросто: я был во всех «чёрных списках», меня не пускали на телевидение, хотя я не могу сказать, что жил впроголодь, но бывали и очень тяжёлые моменты в финансовом отношении, когда нужно было питаться на 20 копеек в день. Когда рождался театр «У Никитских ворот», то он стал первым в стране театром на хозрасчёте: мы не получали ни рубля дотации от государства, но зато все деньги, которые мы зарабатывали (а мы зарабатывали достаточно много, потому что гастролировали по всей стране и собирали тысячные залы), мы честно распределяли между всеми актёрами и постановочной частью. Одновременно с этим мы строили помещение в центре Москвы, что стало возможно благодаря новому времени, горбачёвской перестройке и отмене цензуры, что произошло ещё при советской власти, а сейчас её снова восстанавливают. И вот на этой волне запаха свободы и родился наш театр. Мы играли по 650 спектаклей в сезон! Никто не верил в то, что мы сможем выдержать, но мы выдержали!

— Теперь несколько слов о спектакле «Песни нашей коммуналки». Лейтмотивом этой постановки является фраза: «Это не старые песни о главном, это главные песни о старом…». Как появился этот легендарный спектакль?

— Он появился очень просто. Во-первых, это второй спектакль, а первый назывался «Песни нашего двора» (мы его играли летом под отрытым небом при любой погоде) и имел настолько громовой успех, что зрители зимой обратились в кассу, чтобы посмотреть этот спектакль. Кассир им говорит: «Вы посмотрите, на улице – снег, сейчас – январь. Мы не играем в такое время года этот спектакль, ждите лета!», но зрители попросили сделать что-то подобное. Я подумал: раз в этом есть потребность, то нужно сделать ещё один спектакль, и я его сделал. Во-вторых, «Песни нашей коммуналки» – совершенно другой спектакль по форме и по содержанию, хотя это тоже – огромный-преогромный пласт нашей неофициальной культуры, который продолжает «Песни нашего двора». Это – более сорока шлягеров и хитов 30–60-хх годов прошлого века, которые исполняются актёрами нашего театра вживую, используя гитару и скрипку. Я тоже участвую в этом спектакле все эти годы. Но в отличие от спектакля «Песни нашего двора» «Песни нашей коммуналки» – шоу, где каждый номер уже поставлен. Здесь передана не только атмосфера, как в первом спектакле, так как «Песни нашей коммуналки» – постановочное шоу, а каждая песня – это некая новелла и история, зарисовка, что передаёт, как мне кажется, тембр той жизни, о которой мы вспоминаем. Нет, мы ни в коем случае не зовём в чудовищное прошлое, когда были доносы и т. п., но наравне с этим существовали эти песни, которые в то бесчеловечное время как раз защищали человека. Эти песни – на слуху, и их, конечно, знали наши родители. Более того, этот спектакль очень любит молодёжь, не подумайте, что я занимаюсь саморекламой, но и меня удивляет данный факт, ведь эти песни – моего поколения, нашей молодости и родителей, однако зрители, приходящие к нам в театр на спектакли «Песни нашего двора» и особенно на «Песни нашей коммуналки», с абсолютным пониманием и восторгом относятся к тому, что мы делаем на сцене! Там очень много импровизации, юмора и жизнерадостной атмосферы. Это – такая граница, отделяющая реальность от иллюзии, она передаёт через песню нашу историю – всё, что было с нами, поэтому, наверно, спектакль и имеет бешеный успех. Вы сами его назвали легендарным, он очень живой, весёлый, но иногда – грустный, а порой и острый, ведь за исполнение некоторых песен в те времена можно было попасть в «места, не столь отдалённые». Мы с удовольствием повезём этот спектакль в Германию по просьбе той публики, с которой мы уже встречались, когда привозили к вам спектакль «Незабудки». Практически все, с кем мы разговаривали, приходили к нам за кулисы и очень просили привезти спектакль «Песни нашей коммуналки», на который они с удовольствием пойдут. Вот мы с удовольствием и приедем!

— Что Вы можете пожелать зрителям, которые придут на ваши спектакли в Германии?

— Какое пожелание? (Смеётся). «Не забудьте выключить керосинку!», – вот такое у меня будет шутливое пожелание. А если без шуток, то я думаю, что мы проведём вместе замечательные два с лишним часа и я хочу, чтобы мы были счастливы, ведь если зрители счастливы, что на этом спектакле уже проверено, то и актёры счастливы тоже! Я хочу пожелать и вам и нам обоюдного счастья – счастья театра, счастья игры, счастья общения! Что может быть выше этого? Да абсолютно ничего!

— Последний вопрос традиционный: чем будете удивлять в 2013 году?

— Наш разговор происходит накануне «конца света», так вот: пусть наш счастливый Новый год станет подтверждением вранья о конце света, которое распространили шарлатаны разного рода. Никакого конца света не будет, и я готов держать пари об этом на миллиард евро с любым сумасшедшим в Германии, а будет спектакль «Песни нашей коммуналки». Вот это – настоящий КОНЕЦ СВЕТА!

— Большое спасибо, Марк Григорьевич, за этот интересный разговор!

— Спасибо и Вам, Евгений, за эти добрые слова. Я приглашаю Вас на наш спектакль, а также всех тех, кто сейчас читает эти строки!