С детства очень люблю эту постановку. Приятно видеть на экране порядочного человека с принципами.
Мне кажется, в этот спектакль Эфрос очень много вложил чего-то своего. Не могу об"яснить, это на уровне интуиции, просто очень эфросовский спектакль, даже больше, чем другие.
Волков - блеск.
Помню, после феноменально поданного Мюллера меня зело подивил «кудрявый» Леонид Броневой в этом тихом «провинциальном» спектакле, увиденном году в 1974-м. И ещё одного из «17 мгновений…» я опознал тут: Николай Волков, «эпизодический» муж радистки Кэт. Только теперь он был не просто главным, но и цеплял какой- то необыкновенной энергетикой. Немногословен, неярок, небросок, но мощен, крупен, хорош. Выдающийся хирург из глубинки, идеалист и практик, в свободное время разминающий пальцы на скрипке, которого пытаются сожрать. Кто? Завистники, да вот тот же изощренец-гестаповец Аркадий Павлович (Л. Броневой в роли главврача больницы).
…И вот 38 лет спустя я по новой (без кавычек) посмотрел старинный телеспектакль Анатолия Эфроса. Нечастый случай оправданности ожиданий: памятные ощущения и зарубки детского восприятия подкрепились зрелым восхищением и истинным зрительским наслаждением.
Вот это пьеса, вот это инсценировка! Рано, господа, списывать со счетов и драматурга Александра Корнейчука, и режиссера Анатолия Эфроса и незабвенного сына старика Хоттаббыча (Николая Волкова-старшего), бесспорно, сыгравшего здесь лучшую роль. Благодаря Николаю Николаевичу Волкову, «Платон Кречет» - и великий спектакль, и великий образ. А сам воплотитель, взаимообразно - посредством пьесы и образа, вошёл в плеяду бессмертных советской сцены.
Под эту спокойную, нарочито сдержанную, по ритму даже какую-то патриархальную постановку, кажется, одинаково приятно (и хочется!) потягивать пиво, вино или чай, с замиранием наблюдая, как неспешно, но верно и победительно распускается соцветие талантов: Борис Кудрявцев (справедливая власть – пред. исполкома Берест), Татьяна Клёнова (нежданная любовь Кречета – актриса, о которой нет данных!), Антонина Дмитриева (блистательная исполнительница мерзкой пионервожатой в фильме «Друг мой Колька»), Геннадий Сайфуллин (заурядный окулист и преданный друг Кречета), непонятно кем затёртый мастер, имевший все шансы стать первостатейной величиной рубежа 1970-80-х…
Но более всех тронул меня мягкой классической манерой Александр Ширшов («механический гражданин»), чей бывший земский врач Бублик в афористичности своей «прописки» не уступит лучшим чеховским персонажам.
К сожалению, современный «мейнстрим» выбил из основания отечественного драматического искусства целые, и именно традиционно основательные, плиты: мира, уюта, неторопкой обстоятельности, уравновешенной атмосферы провинции, на коей держалась Россия. Той великой провинциальности, которая скрепляет, магнетизирует и настраивает на добро, на старомодную романтику, на… да-да… вкусное пиво с лещиком и воблой в дружеском кругу – на всё то дорогое и национальное, чему противопоставлены (противопоказанные же ему) рваные, пошлые, истерические эскапады, потому что ум, совесть, честь, знание и мастерство приходят скромно, стучатся тихо и, грамотно воспитуясь, поселяются: ровно, надежно, без показухи и цинизма. Это и есть спокойный романтизм раньшего времени Людей нашей страны.
А ведь пьеса-то о середине 1930-х. только это как-то не сразу понимаешь, да и Корнейчук ушел от вменяемой модным авторам политконъюнктуры, он ничего не педалирует, он вслед за Чеховым говорит о Главном. И в этом – Прелесть!
Ибо, что ни говори, в любую эпоху главное - быть человеком. И когда таких большинство, люди остаются людьми…
отзывы
Мне кажется, в этот спектакль Эфрос очень много вложил чего-то своего. Не могу об"яснить, это на уровне интуиции, просто очень эфросовский спектакль, даже больше, чем другие.
Волков - блеск.
…И вот 38 лет спустя я по новой (без кавычек) посмотрел старинный телеспектакль Анатолия Эфроса. Нечастый случай оправданности ожиданий: памятные ощущения и зарубки детского восприятия подкрепились зрелым восхищением и истинным зрительским наслаждением.
Вот это пьеса, вот это инсценировка! Рано, господа, списывать со счетов и драматурга Александра Корнейчука, и режиссера Анатолия Эфроса и незабвенного сына старика Хоттаббыча (Николая Волкова-старшего), бесспорно, сыгравшего здесь лучшую роль. Благодаря Николаю Николаевичу Волкову, «Платон Кречет» - и великий спектакль, и великий образ. А сам воплотитель, взаимообразно - посредством пьесы и образа, вошёл в плеяду бессмертных советской сцены.
Под эту спокойную, нарочито сдержанную, по ритму даже какую-то патриархальную постановку, кажется, одинаково приятно (и хочется!) потягивать пиво, вино или чай, с замиранием наблюдая, как неспешно, но верно и победительно распускается соцветие талантов: Борис Кудрявцев (справедливая власть – пред. исполкома Берест), Татьяна Клёнова (нежданная любовь Кречета – актриса, о которой нет данных!), Антонина Дмитриева (блистательная исполнительница мерзкой пионервожатой в фильме «Друг мой Колька»), Геннадий Сайфуллин (заурядный окулист и преданный друг Кречета), непонятно кем затёртый мастер, имевший все шансы стать первостатейной величиной рубежа 1970-80-х…
Но более всех тронул меня мягкой классической манерой Александр Ширшов («механический гражданин»), чей бывший земский врач Бублик в афористичности своей «прописки» не уступит лучшим чеховским персонажам.
К сожалению, современный «мейнстрим» выбил из основания отечественного драматического искусства целые, и именно традиционно основательные, плиты: мира, уюта, неторопкой обстоятельности, уравновешенной атмосферы провинции, на коей держалась Россия. Той великой провинциальности, которая скрепляет, магнетизирует и настраивает на добро, на старомодную романтику, на… да-да… вкусное пиво с лещиком и воблой в дружеском кругу – на всё то дорогое и национальное, чему противопоставлены (противопоказанные же ему) рваные, пошлые, истерические эскапады, потому что ум, совесть, честь, знание и мастерство приходят скромно, стучатся тихо и, грамотно воспитуясь, поселяются: ровно, надежно, без показухи и цинизма. Это и есть спокойный романтизм раньшего времени Людей нашей страны.
А ведь пьеса-то о середине 1930-х. только это как-то не сразу понимаешь, да и Корнейчук ушел от вменяемой модным авторам политконъюнктуры, он ничего не педалирует, он вслед за Чеховым говорит о Главном. И в этом – Прелесть!
Ибо, что ни говори, в любую эпоху главное - быть человеком. И когда таких большинство, люди остаются людьми…