36-й ММКФ: Немного смерти, немного любви

Формула кино


Констатировавший более тридцати лет назад смерть кинематографа, режиссер Питер Гринуэй считает, что снимать кино стоит только про секс и смерть. Сообщающиеся сосуды эроса и танатоса всегда интересовали художников, и принципиально ничего не изменилось со времен Гомера. Это подтверждает и Московский фестиваль, в особенности фильмы конкурса и "Божественная эйфория" Андрея Плахова. Почти в каждой картине этих программ нашлось место для любовных отношений и размышлений о крае жизни.

Прямой диалог с эпическими произведениями классиков продолжает польский художник, поэт и режиссер Лех Маевский. Его «Собачье поле»("Божественная эйфория") изобилует отрывками из «Божественной комедии» Данте и рассказывает про поэта Адама, потерявшего в автокатастрофе возлюбленную. На дворе 2010 год, на Польшу обрушивается один природный катаклизм за другим, а личная трагедия Адама рифмуется с трагедией национальной - в авиакатастрофе под Смоленском гибнет президент и элита страны. Депрессивную сонливость и ночные кошмары, возводящие телевизионные шоу и гипермаркеты в ранг кругов Ада, может победить только надежда, тонизируемая любовью. Особенно такая возвышенная и отмеченная печатью смерти, как была описана у Данте.


У земляка подхватывает знамя индивидуальной трагедии и молодой польский режиссер Кшиштоф Сконечный, чья лента «Хардкор диско» участвует в конкурсной программе ММКФ. Полторы сцены сексуального характера и два убийства вплетены в картину, которая оказалась странноватой амальгамой из Ханеке и молодежного фильма про веселую и сладкую жизнь, явно отсылающей еще и к античной мифологии, например, к истории об Оресте. Молодой человек знакомится с девушкой, проводит с ней какое-то время, а затем убивает её родителей – сначала отца, затем мать. По паре брошенных им фраз можно догадаться, что они и его родители тоже, очевидно, когда-то от него отказавшиеся. Тягучие сцены, снятые одним планом, чередуются с энергично смонтированными эпизодами тусовок с алкоголем, порошками и танцами. Определенно, без них фильм бы только выиграл.


Другим конкурсным фильмом с запутанным переплетением любви и смерти оказалась японская лента «Мой мужчина» Кадзуеси Кумакири. Десятилетняя Ханна теряет семью во время двойного природного катаклизма: цунами и землетрясение одновременно уносят жизни многих японцев. Дзюнго (Таданобу Асано), тянущий лямку неспешных отношений с потенциальной женой, решает, что быть отцом без обязательств перед еще одной женщиной - это тоже неплохо, и удочеряет Ханну. Отношения сразу складываются странно: десятилетняя девочка просит нового папу поцеловать ее, семнадцатилетняя (Фуми Никайдо), с карамельным взглядом и пухлыми губами, - уже требует. Запретный роман доводит возлюбленных до двойного убийства, а потом Ханна вырастает. Фильм Кадзуеси Кумакири умудрился не стать ни японской «Лолитой», ни современной «Империей чувств». Это удивительно корректное и почти целомудренное кино о сексуальных отношениях между одиноким мужчиной за тридцать и его семнадцатилетней приемной дочерью, которая давно выпрашивала у отчима поцелуи и даже больше. Кумакири шьет полотно сюжета иногда небрежно, прыгая во времени и давая флэшбеки то на несколько минут, то обходится парой секунд. «Мой мужчина» стремится к некоей поэтизации, которая заглядывает в фильм на несколько сцен (самые яркие - потеря девственности и, разумеется, акты убийства), а остальное время падает снег, рыбаки обезглавливают рыбу, дети бегут в школу - все спокойно.


Восточный ракурс на вечные темы продолжает и китайский нуар «Черный уголь, тонкий лед», рассказывающий детективную историю с большим акцентом на убийства и пунктирным обозначением сексуального влечения.
В 1999 году в Северном Китае происходит серия убийств: неизвестный умелец разделывает жертвы на сравнительное аккуратные куски, расфасовывает их и рассылает по местным угольным предприятиям. Офицер полиции Джан (Ляо Фань) вместе с товарищами идет по следу, находит предполагаемых виновников, но после смехотворной стычки в парикмахерской двое стражей порядка оказываются убиты, а Джан ранен и в последствии отстранен от службы. Спустя пять лет убийца вновь выходит на тропу войны - и поставка частей тела в толще угля возобновляются. Уже работающий охранником и не просыхающий, Джан вызывается помочь бывшим коллегам, потому что жизнь его скучна, как жестянка. В деле возникают новые подробности, мрачный ореол окутывает местную химчистку, а ее работница выступает в качестве роковой женщины, которой симпатизирует не только главный герой, но и другие одинокие мужчины.
В этом году «Черный уголь, тонкий лед» увез из Берлина Золотого и Серебряного медведей (за лучшую мужскую роль наградили Ляо Фаня). Картина Йинана Дяо всю дорогу не вынимает фиги из кармана, балансируя между фарсом и черной комедией, но одновременно оставаясь бытописанием на тему жизни в северных районах Китая. Люди катаются на коньках, со скучающими лицами ездят в трамваях, пользуются химчисткой и даже посещают уроки танцев. Для российского зрителя здесь многое может стать предметом узнавания - особенно грузные полицейские, которые, громко топоча и борясь с одышкой, преследуют убийцу в надежде, что тот поскользнется или умрет раньше, чем они выдохнутся. В этой подмороженной действительности, где уголь - черный, лед - тонкий, а кровь - красная, серийные убийства с финальным твистом выглядят как яркий фейерверк на фоне серых стен.


О том как люди продолжают заниматься сексом и думать в стране, где по воле Аллаха и тех, кто не совсем правильно его понял, запрещено почти всё, повествуют фильм «Тимбукту» Абдеррахмана Сиссако ("Божественная эйфория"), вслед на парижскими студентами 68-го утверждающий, что в мире между эросом и танатосом на самом деле запретить можно только одну вещь - запрещать.
В Тимбукту запрещен футбол, запрещена музыка, запрещено слоняться без дела и запрещено сидеть на ступеньках у собственного дома. Женщины должны ходить в носках, а рыночные торговки работать в перчатках. Против требовательного режима религиозных фундаменталистов многие восстают физически, а некоторые - морально, но итог для всех один. Втянутым в гротескное исполнение воли божьей оказывается и мирный пастух Кидан, который живет с семьей за пределами Тимбукту, мирно пасет коров, размышляет о жизни - и вообще певец, а не воин, что до поры до времени продлевало ему жизнь. Непреднамеренное убийство втягивает его в водоворот местной судебной системы, которая от имени Аллаха творит закон на свое усмотрение.
Новый фильм Абдеррахмана Сиссако выглядит сатирой на многие запреты, стремящиеся сформировать из простого человека - правильного человека. В «Тимбукту» самые запоминающиеся сцены посвящены именно запретным действиям. Квартет друзей посреди ночи поет прекрасную песню, за которую двоих казнят через избиение камнями, третью женщину высекут, а четвертый участник «группы», кажется, смог скрыться. Группа мальчишек играет в футбол без мяча: они вдохновенно стелются в подкате, отдают точные пасы и наносят удары в незащищенный угол ворот соперника. Истинно антониониевская сцена. Другой, совсем печальный аспект картины Сиссако, заключается в том, что даже мудрый и честный человек, уединившись от творящейся несправедливости, все-таки окажется втянут в ее трясину.


Также не без иронии, легко, но мудро о превратностях любви поведал французский классик Ален Рене, которого не стало 1 марта 2014 года. «Любить, пить и петь», еще один фильм из "Божественной эйфории" - история отношений трех пожилых пар, две из которых связаны узами брака. Известия о скорой смерти их близкого друга Джорджа заставляет трех героинь, в разное время состоявших с ним в отношениях, засомневаться в своем семейном счастье, а мужчин - проявить, наконец, каплю чувственности и эмоциональности по отношению к супругам.
«Любить, пить и петь» идеально вписывается в формулу «Немного смерти, немного любви» - не только по содержанию, но, увы, и по окружившим картину обстоятельствам. Уход из жизни Алена Рене сопровождали слова любви (и еще одним жестом признания оказались две награды на Берлинском кинофестивале).


На ММКФ любовь и секс идут рука об руку со смертью в самых разных проявлениях: чувства служат толчком к самопознанию, как в новом фильме Валерии Гай Германики "Да и да", показанном в конкурсной программе под занавес фестиваля. Подробнее о картине мы расскажем несколько позднее, но и в ней главной темой становится любовь и те пограничные состояния, в которые погружается человек, ее испытывающий.
В кино страсть движит душой человека, служит стимулом разобраться в себе или же наоборот приводит героев к случайным или умышленным убийствам, откровениям или временной слепоте. Жажда любви как разрушительная или созидательная сила проходит пунктиром почти через все фильмы фестиваля (сразу в обоих качествах она присутствует в сумасбродной немецкой комедии «Генитальные войны»), лишний раз напоминая, что все фильмы - только об одном.