Мастер художественного слова, заслуженная артистка РСФСР, кавалер ордена Дружбы народов Майя Дробинина более полувека работала в Челябинской филармонии. В 2002 году решилась на переезд в Дрезден к любимым людям – сыну Володе Примакову и его семье. Но спустя несколько месяцев ее не стало.
Нашедшая покой там, откуда не возвращаются, она не кажется ушедшей навсегда. В областном архиве и в Челябинском концертном объединении хранятся связанные с ее богатой творческой жизнью материалы: документы, фотоальбомы, письма, книги и снимки с дарственными надписями. Уцелели аудио- и видеозаписи интервью с Майей Глебовной, фрагменты ее выступлений и моноспектаклей. Слушаешь, смотришь и по-прежнему попадаешь под магнетическое обаяние этой уникальной актрисы, очаровательной женщины.
Недавно Владимир Примаков приезжал на родину. Хлопотал об увековечении памяти Майи Дробининой. Из Челябинского концертного объединения в адрес главы Челябинска, председателя городской Думы Станислава Мошарова ушло письмо с ходатайством об установлении мемориальной доски на доме № 74 по проспекту Ленина – том самом, где Майя Глебовна жила много лет до переезда к родным.
Рожденная на сцене и для сцены
Она появилась на свет в 1924 году и имя девочке дали по месяцу рождения. К тому моменту уже три года существовал Челябинский театр драмы в здании нынешнего ТЮЗа, где работал ее отец актер Глеб Дробинин.
- Я, образно говоря, родилась на сцене и колыбель моя там стояла, – в одном из интервью рассказывала Майя Глебовна. – Актеры-то как жили: квартир не имели, ютились прямо в театре.
Актерское дитя росло в окружении декораций, в шаговой доступности от живых спектаклей. Ну, и конечно девочка подражала тому, что видела на сцене. С дворовыми ребятишками не в догонялки играла, а разыгрывала сценки. В ход шли мамины наряды. Едва научившись писать, строчила «сценарии».
Отец одобрил ее желание заниматься в студии художественного слова при Дворце пионеров и школьников. Учителем Майи, причем, на долгие годы, стал приехавший в 1938 году в Челябинск актер Петр Иванович Кулешов, будущий народный артист РСФСР.
Школу ей пришлось оканчивать в 1942 в Магнитогорске. Будущая актриса вместе с комсомольцами города помогала строителям монтировать пятую домну. Годом позже вернулась в Челябинск, училась в театральной студии при драматическом театре. Потом поступила в ГИТИС. Чтобы содержать себя, устроилась в металлосбыт. Но заболела туберкулезом: сказались тяготы военного времени. Слава богу, все обошлось. Однако с мечтой о московской сцене пришлось расстаться.
Два сезона работала артисткой Куйбышевского ТЮЗа, куда ее позвала подруга Зоя Петрова, в годы войны служившая в Челябинском драмтеатре имени Цвиллинга. Ее, кстати, знают как автора текста колыбельной «Спят усталые игрушки», других детских песен. Она же написала пьесу для моноспектакля М. Дробининой «Жизнь, отданная вам» об Инессе Арманд.
А потом более полувека Майя Глебовна была верна Челябинской государственной филармонии. Начинала как ведущая концертов.
Знала код культуры
- Старшеклассником, потом студентом я не пропускал симфонических и камерных концертов, – вспоминает председатель Челябинского областного фонда культуры, литератор и краевед Кирилл Шишов. – Майя Дробинина выходила на сцену и своим великолепным голосом объявляла имена гениальных людей: Рихтера, Ростроповича, Лемешева, Керрера. Сложные названия сонат, музыкальных вариаций произносила словно человек, знающий код великой культуры. Она была неким посредником между исполнителем и зрителем. От нее я на всю жизнь впитал преклонение перед классической музыкой.
После концертов Майя дарила себе и друзьям «роскошь человеческого общения», приглашая исполнителей на домашние посиделки, и мировые звезды не отказывались от встреч с челябинской интеллигенцией в узком кругу.
Порой ее удивлял парадокс: космической величины талант, а перед выходом на сцену в провинциальном городе трясется. Потом поняла: артисту нельзя без волнения, это ступенька к той высоте и накалу чувств, которые зажигают сердца зрителей.
Позже она услышит от своего учителя Петра Ивановича Кулешова: «Майя, когда тебе скажут, что замечаний нет, – уходи со сцены. Ибо это значит, что ты достигла предела, а если не к чему стремиться, тогда ради чего работать?» С этой заповедью она жила всю жизнь.
В начале 60-х подруга Майи, знаменитая актриса МХАТа и писательница Елизавета Ауэрбах, сказала ей:
- А почему бы тебе не попробовать себя в ином качестве? – и озвучила идею театра одного актера. Майя поначалу робела: «Вдруг не потяну?». И снова рядом оказался Петр Кулешов. Первые программы он и режиссировал. А когда послушал свою ученицу на сцене, стал величать ее не иначе, как Майя Глебовна.
Собственно, источником интереса к художественному слову, особенно театрализованному, для Дробининой стал актер Владимир Яхонтов, создатель жанра «театр одного актера». Он умер в 1945 году, но Майя, жившая в те годы в Москве, успела посмотреть все его программы, ей даже удалось с ним познакомиться. В одиночку разыгрывая театральные представления, Яхонтов использовал весь спектр приемов сценического искусства, включая декорации и аксессуары. Дробинина стала его последовательницей. Ее моноспектакли исполнялись в антураже, какого требовали сюжет и эпоха пьесы. Костюмом и прической актриса создавала образ героини, которую играла. Перед зрителем представали то грозная старуха Антонида Васильевна из романа Достоевского «Игрок», то обрусевшая француженка, изящная Инесса Арманд.
Где бы и в каких условиях не приходилось ей готовиться к выходу на сцену, эти минуты были особенными. Вроде простой внешне ритуал: одеться, причесаться, нацепить украшения. Но мгновения вмещали столько переживаний, ощущений, впечатлений, что актрисе иногда казалось: она чистилище проходит.
- Когда мы с Майей Глебовной стали сотрудничать на почве общего интереса к литературе и истории, меня, прежде всего, поразило ее женское величие, – говорит Кирилл Шишов. – В ней не было ничего бытового. И даже если она ходила на рынок за говядиной, то наверняка в одной из своих шляпок, элегантно одетая – иной ее не представляю. По тому, как она говорила об Анне Ахматовой и Марине Цветаевой, Майя и сама была женщиной той же формации, отрицающей мещанские критерии. Словно летящая над этим городом, над обывательской моралью, а это не могло не злить тех, кто ее не понимал.
- Она была воплощением магии слова, а это даже выше театра, ведь слово – основа понимания мира, – продолжает Кирилл Алексеевич. – Чтец – это философ, первооткрыватель. Мы стали с нею союзниками на все последующие годы.
В 1961 вместе с П. Кулешовым Май Дробинина подготовила первый на поприще театра одного актера моноспектакль по повести Н. Погодина «Янтарное ожерелье». Затем Дробинина выпустила «Р. В. С.» по произведению А. Гайдара, «Операцию «Трест». В ее репертуаре было более десяти название: «Жизнь отданная вам», «Ради тебя… Помни», «Суд совести», «О, я хочу безумно жить», «Солнце жизни моей – Федор Достоевский» и другие. Ее спектакли шли по двести, триста, иногда по пятьсот раз, а «Говорите о любви любимым» игрался 816 раз. С любовью и глубоким осмыслением она готовила поэтические композиции по стихам Пушкина и Лермонтова. В рамках лектория филармонии читала музыкальные новеллы о композиторах, руководила секцией чтецов в отделении ВТО.
Из вечного
На кинокадрах из архива телекомпании «Южный Урал» Майя Глебовна оживает. Ее теплый душевный голос проникает в самое сердце:
- Дороги, дороги… Редкий месяц без разъездов. Норильск, Ташкент, Петропавловск-Камчатский, Магадан, Архангельск. Воркута, Москва. А область… Кажется, уже ни одного незнакомого села не осталось. Может, достаточно? Пора за мемуары. Нет, у меня есть пожизненная обязанность – наполнить моего зрителя. Дорогой вы мой, в нашем расписании вчера, сегодня, завтра есть, вернее должно быть хоть чуть-чуть из вечного.
- Работящий народ фальши не переносит, – говорила она после выступление на Магнитогорском металлургическом комбинате. – Ему нужно норму выполнить, а ты работаешь так, чтобы ему помочь. Они ведь у меня на программе сидят и все кушают, а я разрешаю. Может, с ложкой супа он проглотит и то, что я принесла…
Материалы для пьес она собирала по крупицам везде, где ее герои оставили хоть какой-то след. У неё был пропуск в закрытые хранилища библиотеки имени Ленина в Москве. Однажды Майя Глебовна «заблудилась», изучая архивы царской семьи…
Достоевский «забрал» шесть лет. Майя Глебовна объехала все российские музеи, связанные с его жизнью и творчеством, перешерстила множество архивов. Федор Михайлович, казалось, с небес наблюдал за ее работой и какими-то только ей понятными знаками одобрял не только актерский труд, но даже любые житейские деяния. Она отправилась благодарить – в Ленинград на его с женой Анной Михайловной могилу. Прибрала ее, поставила свечку. Хмурое в тот день небо вдруг разверзлось потоком солнечного света…
Все свои программы она переписывала обязательно от руки, чтобы лучше запомнить текст. Близкие удивлялись: будучи мастером художественного слова, обладая глубокими знаниями, она писала с ужасными грамматическими ошибками. Скорее всего, потому, что Майя следовала не за буквой, а за мыслью.
- Майя не выпускала из рук карандаша, – вспоминает Римма Соколова, актриса Челябинской драмы. – Всегда в работе, она была не останавливающимся человеком. И хотя на сцене все выглядело легко, изящно, просто, доступно, за этим стоял титанический труд.
Мне Майя Глебовна подробно рассказывала о своей самой любимой работе – спектакле «Жизнь, отданная вам», посвященном Инессе Арманд, возлюбленной Ленина. Когда она выступала в московском Доме актеров, в антракте подошел старик, в прошлом – секретарь Луначарского. «Я много слышал чтецов, – сказал он, – но то, что сделали вы, неподражаемо». Его поразила не только художественная сторона, но и обилие использованных документов. Еще бы! Дробинина не только перерыла горы архивных материалов, она нашла дочерей Инессы Федоровны Инну и Варвару. И ездила в Архангельск, где Инесса была в ссылке.
Спектакль вышел в 1970 году к 100-летию со дня рождения Ленина. Время застойное, личная сторона жизни вождя – под запретом. А тут интимные факты, строки из писем Ильича, пронизанные горячим чувством к «товарищу Инессе» Бдительные инструкторы обкома партии вздрагивали от таких вольностей, а публика слушала с восхищением: Ленин-то такой же человек, как и все, а из него божка сделали…
Если что-то пытались запретить, это вызывало у Майи творческий азарт. Она кидалась на поиски новых материалов, дополняя спектакль подробностями. Свою единственную внучку она назвала Инессой.
Над бытом
Каким чудесным кофе по-дробинински она меня угощала! Делилась рецептами женской красоты. Неувядаемая Майя не позволяла годам портить свой облик. Даже в преклонном возрасте тщательно следила за собой, считая, что это не только часть ее артистической профессии, но и принцип жизни. Чего скрывать, у нее были завистники из числа женщин. Глупые! Быть красивой – тоже работа, и непростая. Артистам всегда сопутствуют сплетни, но Майя Глебовна не обращала на них внимания, жила духовной жизнью, отгородившись от всего, что этому мешало.
Свою челябинскую квартиру она обустроила с необыкновенным вкусом и изяществом. Это ведь тоже талант, который дается не каждому. По моей просьбе Володя Примаков подробно рассказывал мне об этой стороне ее жизни.
- Ей всегда хотелось убежать от серости и стандарта. Ещё когда жили в коммуналке, у нас была мебель либо сделанная по заказу, либо привезённая спекулянтами из Риги. Ты представляешь, чего это стоило в начале 60-х годов? И не только в денежном выражении. Потом мы с мамой переехали в однокомнатную квартиру на улицу Окружную. А потом съехались с бабушкой, переселившись в «профессорский» дом, где мама и жила до отъезда в Германию. Эту квартиру она перепланировала и ремонтировала по собственным эскизам (евроремонт тех времён!). Образцы эскизов привозила из Москвы, брала их у знакомых, которые жили или работали за границей. По тем временам это было очень круто. Шторы она шила сама, два комплекта: летние и зимние. Дефицитную посуду, красивые светильники, люстры привозила из-за границы или из гастролей по Союзу. Но это не вещизм, все вышеперечисленное у нас всегда были в ходу. Еда могла быть любой, но стол накрыть красиво – это её ежедневное правило.
Домашнее хозяйство вела бабушка, потом появились помощницы, они помогали Майе до самого отъезда. Причём, в конце просто за смешные деньги или вообще бесплатно – из уважения.
Письменный стол, за которым она работала последние лет двадцать, теперь у режиссера Виктории Мещаниновой, книжные полки – у поэта Константина Рубинского, а спальный гарнитур – у артистки драмы Елены Сергеевой.
Сувенир в виде скульптуры «Орленка», подаренный ей на концерте на ЧМЗ в 1970 году, стал началом большой коллекции каслинского литья. Помню, тащил на себе большого «Мефистофеля» из «Уральских сувениров». Майя находила даже дореволюционные раритеты. Все это матушка непременно хотела взять с собой в Германию. Но груз весил 100 килограммов. Часть пришлось оставить, на некоторые ценные экземпляры таможня не дала добро. И все же немало литья поселилось в нашей дрезденской квартире. Так же, как хохломская роспись. У этой коллекции отдельная история. Майя была на гастролях в Горьком, встретила там подругу Галину Гульбис, и они поехали в село Семёновское – на родину народного промысла. В те годы продукция шла исключительно на экспорт или в магазин «Берёзка», но им с заднего крыльца продали все, что они хотели.
Наряды и для сцены, и для себя она шила сама. Одевалась экстравагантно, всегда была в авангарде моды. В конце пятидесятых она даже шила на заказ, к нам в коммунальную квартиру приходили заказчицы. Кстати, я как-то читал автобиографическую книгу хореографа Юрия Шерлинга, там есть эпизод, как балетные из театра Станиславского и Немировича-Данченко в 60-х годах из гастролей по Америке привезли писк моды – шубы из скунса. Майя одну из этих шуб тогда купила, в Челябинск ни у кого такой не было.
Душа не стареет и не умирает
Я помню наш разговор в конце 2000 года. Майя Глебовна, по ее выражению, побывала на том свете, трое суток проведя без сознания. Но выкарабкалась. Она хотела не просто жить, а жить, работая, занимаясь любимым делом. «Буду готовить новый моноспектакль», – говорила она тогда, радуясь, что болезнь и депрессия отступили.
Она страшно боялась потерять связь с молодежью. Считала: это будет концом творчества.
- Молодых нужно понимать, тогда они и тебя примут, – рассуждала Майя. – А если причитать: мол, мы жили иначе, мы джинсы не носили – все, возникнет стена.
Когда Владимир Примаков приезжал в Челябинск и встречался со многими, кто знал его маму, то был удивлен, что чаще всего ее вспоминали его ровесники, и в большей степени не по концертам, а по жизни.
«Как она понимала нас, совсем юных, когда речь шла о любви и дружбе, – пишет он в своем письме. -. Мама разрешала нам покурить, немного выпить, что, конечно же, моим друзьям и подругам было запрещено дома. Когда эти мальчики и девочки выросли, уже со своими взрослыми проблемами приходили чаще к ней, а не к родителям».
Побывав в гостях у сына, она поразилась той социальной культуре, которой не хватает России и Челябинску в частности. Ее восхищали не только порядок и чистота городов, но и интеллигентность человеческих отношений. Чем, как не желанием сделать нашу жизнь прекраснее, можно объяснить суть ее нематериальной профессии.
Она рвалась к заботливому сыну, близкой ей по духу невестке, любимой внучке. Но Челябинск, с которым так много связано, покидала с сожалением. Свои материалы – дневники, рабочие тетради, фотоальбомы – передала в областной архив.
В Дрездене Майю настиг инсульт, уже четвертый, оборвав большие творческие планы. Надеялась использовать свой опыт и знания в работе над материалами о Достоевском, для которого дрезденский период был самым длительным из всего пребывания в Европе. Рассчитывала написать книгу о своей профессии, неординарных людях, с которыми свела ее судьба, необыкновенных событиях, свидетелем и участником которых довелось быть. Жаль, этот труд так и не появился на свет. Как много мы все могли бы почерпнуть из этой книги. Из этой жизни.
Лидия Садчикова
8 комментариев
обсуждение >>