Спустя много лет после завершения театральной карьеры Валентина Китаева на вопрос «Что вы считаете своим наивысшим достижением в
искусстве?» не задумываясь ответила: «То, что меня слушали. Значит, получался разговор со зрителем».
В 40—50-е годы все благоволило искусству: закончилась война, страна восстанавливалась, оживала в мире. В Свердловске вновь заблистал оперный театр. И какие там были дирижеры, музыканты, художники, директора, артисты! Эйфорическое в то время ощущение Победы находило воплощение в творчестве и отклик у публики. Спектакли начинались поздно, в восемь вечера, и заканчивались порой около полуночи. Но зритель внимал, вкушал и наслаждался красивой жизнью на сцене и в зале театра. Случайных людей здесь было немного: у большинства имелись собственные, абонированные места. Театр рождал и притягивал не только великих артистов и музыкантов, но и потрясающе талантливых зрителей, бесконечно преданных искусству.
Валентина Китаева пришла в Свердловский оперный в 1946 году, первый спектакль спела в декабре. Наш «провинциальный» театр звучал столь же ярко, как Большой или Кировский. Главный дирижер — Арнольд Моргулян, знавший о музыке, казалось, все. Главный художник — Владимир Людмилин, человек с европейским образованием и безупречным вкусом. Директор — легендарный Макс Ганелин — интересы театра были смыслом его жизни. На сцене славу и успех от спектакля к спектаклю крепили замечательные певцы Ухов, Аграновский, Спришевская, Киселевская, Азрикан, Глазунова. В первый год войны в труппе появился блистательный Ян Вутирас, а в 1943-м — неподражаемый Ниаз Даутов. Вторые партии частенько пели будущие звезды оперной сцены, например тогда еще только начинающий Борис Штоколов. Молодой певице Китаевой нужно было соответствовать столь блистательному ансамблю. То есть стать звездой. И она стала ею.
Легко сказать — стала звездой. Сколько воли, труда и упорства нужно было приложить, не попортив при этом таланта, чтобы соответствовать той высокой планке, которую задавал театр. Воли Китаевой было не занимать. Только один пример. 31 декабря 1946 года молодых артистов пригласили на радио, в прямой эфир, петь в праздничном концерте, затем неожиданно перенесли время, а Китаеву забыли предупредить. Когда она случайно узнала об этом, до эфира оставалось полчаса. Доехала до площади 1905 года, дальше трамваи не шли. Начало концерта через 15 минут. И тут Валентина падает и ломает ногу. Случайные прохожие помогают ей найти машину и добраться до радиостудии. Превозмогая боль, она прекрасно поет арию из «Травиаты», а затем попадает в больницу...
Именно в партии Виолетты Китаева дебютировала на сцене Свердловского оперного. Прекрасная дева Парижа явилась уральскому зрителю сначала беззаботной, искрящейся, как шампанское, затем глубоко страдающей, прощающейся со своей любовью и этим миром. Видевшие, слушавшие тот спектакль вспоминают, как тихая, затаенная боль души перерастала в ее нестерпимую муку... В финале тончайшее пианиссимо последней арии — как попытка удержать ускользающую жизнь. В зале стояла такая тишина, что был слышен каждый вздох. Голос певицы уносился в высоту и там замирал. Для Валентины Китаевой, как и для Марии Каллас, которую она особо почитала, пение всегда было попыткой подняться к небесам, где все — гармония.
«Травиата» — особенный спектакль в жизни Китаевой. С ним она вышла на оперную сцену, он был последним в ее артистической карьере. А арию Виолетты «Простите навеки, о счастье мечтания...» Валентина Александровна еще напевала за несколько дней до своей тихой кончины.
Больше всего воспоминаний современников сохранилось именно об этой роли. Знатоки оперы считали, что так вдохновенно, жертвенно и эмоционально, как Валентина Китаева, в стране никто не пел партию Виолетты Валери. Она была в равной степени прекрасной певицей и актрисой, драматически точно проживая судьбу своей героини в вокале, движении, мимике, пластике. После дебюта в «Травиате» прелестную партнершу поздравил Василий Герасимович Ухов (певший партию Жермона): «У вас есть неоценимый дар, искра Божья, берегите ее, сохраните на все годы свою чистоту, искренность, непосредственность и музыкальность». В первый же год Китаева освоила практически весь репертуар колоратурного сопрано. Зрители-ценители отметили талант начинающей певицы сразу же. Ее коллеги из балетной труппы рассказывали, как после вечерней репетиции они бежали не домой, а в кулисы, чтобы послушать Валентину Александровну — Виолетту, Джильду, Мими, Розину. Ее любимые партии те, где любовь всеобъемлющая, часто жертвенная, требующая полной отдачи. И не было спектакля с участием Китаевой, чтобы он не вызывал искреннего волнения.
Чаще всего партнерами певицы были Даутов и Вутирас. На спектаклях и концертах, где пело это виртуозное трио, свободных мест не было. Лишний билетик спрашивали за несколько кварталов от театра. Они выходили на сцену под аплодисменты и уходили под овации. К их ногам летели букеты из лож и выносили корзины цветов из партера. Они были красивы, молоды, обаятельны, талантливы. Все блестяще владели голосом, составляя редкий по красоте ансамбль. Китаева, кстати, голос не очень-то и берегла: «То, что дано от Бога, и хранится им, и им же будет забрано».
В Свердловском оперном театре Валентина Китаева проработала всего девять лет, но была настоящей примадонной. Только не высокомерной, все позволяющей себе, погрязшей в интригах закулисья. Она была над этим, на пьедестале, куда ее вознесли талант, мастерство, трудолюбие, удивительная человечность и, конечно, любовь публики. Естественно, что у примадонны были поклонники, написавшие ей огромное количество писем. Писали об одном: благодарили актрису за то, что она пробудила их душу, сделала ее возвышенней. Несмотря на столь короткий сценический век, она реализовалась в творчестве, спев практически весь возможный тогда репертуар. Конечно, мечтала о Манон, о Чио-Чио-сан. По разным причинам спеть их не успела. Жалела всегда только об одном — что не осталось звукозаписей: «Я ведь даже своего голоса не знаю».
Ян Христофорович Вутирас вспоминал: «Пожалуй, одним из наиболее ярких приобретений театра (в 40-х годах) была Валентина Китаева. Необыкновенно музыкальная, обаятельная, женственная — в ее больших глазах ярко отражались чувства ее героинь. Она покоряла публику глубокой искренностью и эмоциональностью. Лакме, Джильда, Розина, Виолетта, Мюзетта и, в особенности, Джульетта... Помню, как заканчивала она каватину Розины, легко беря высочайшее «фа» третьей октавы. А как непринужденно она исполняла каденцию Джульетты, выписанную у итальянцев специально для нее Маргуляном... Великое наслаждение получили слушатели от пения Китаевой». Лучше всего о Китаевой — Джульетте сказали авторы книги «Наш оперный» С. Эбергардт и В. Порска: «Голос В.А. Китаевой в партии Джульетты поражал не только легкостью и гибкостью — певица совершенно точно и свободно повторяла все каденции флейты в оркестре, но в то же время давала плотное и полное звучание в среднем и даже в нижнем сопрановом регистре. Вероятно, эта особенность голоса Китаевой и обеспечивала ей совершенно особенный успех в партии Джульетты, требующей для ее действительно полноценного исполнения таких голосовых ресурсов, которыми обычно не располагает чистое колоратурное сопрано». Один спектакль «Ромео и Джульетта» памятен поклонникам оперного театра особо. Им открывался театральный сезон 1954 года. Незадолго до того появилось сообщение о присвоении звания «Заслуженный артист РСФСР» Яну Вутирасу, Ниазу Даутову и Валентине Китаевой. Как много это значило в то время! Это был поистине грандиозный вечер и для певцов, и для зрителей. Сцену буквально завалили цветами, а каждое появление артистов встречали бурей оваций.
Китаеву любили все. Об этой любви хорошо сказала Маргарита Эбергардт: «...царица любимого оперного триумвирата и, безусловно, звезда нашей оперной сцены. ...и сегодня звезда, свет которой из прошлых десятилетий согревает и радует».
У всякого времени, у каждого города есть свои легенды, которые живут очень долго и передаются из поколения в поколение. У театрального Свердловска-Екатеринбурга одной из легенд была и остается Валентина Китаева — примадонна оперной сцены 50-х годов. Обожаемая послевоенной публикой, она по-прежнему, спустя более полувека после своего последнего спектакля, — эталон сценической гармонии, драматического естества и лирической нежности.
Майя ДАВЫДОВА
26 комментариев
обсуждение >>