...Так я познакомился с семьёй Шагаевых. Отец Вали Геннадий Иванович тогда был одним из руководителей Центрального театра Советской Армии, а впоследствии - директором всемирно известного театра Образцова. Мать Анна Романовна Фуксина много лет служила актрисой в Московском ТЮЗ’е и Центральном детском театре.
Она родилась и выросла в Одессе, была старшей из двух дочерей в не очень состоятельной семье. Их мать умерла рано, а отец, по-видимому, не очень занимался девочками. Поэтому своей юной младшей сестре Тане, о которой речь пойдет впереди, Аня на несколько лет заменила маму.
Обе девочки увлекались театром и мечтали о сцене, обе обладали миниатюрной внешностью и живым характером, что идеально подходило для исполнения ролей подростков.
Анна училась в юридическом институте и одновременно – в театральной студии под руководством А.И.Аркадьева и Б.Я.Лоренцо. После окончания студии она сделала выбор профессии – хотя до получения диплома юриста оставался всего один последний курс, она оставила институт и поступила в труппу Русского драмтеатра, где прекрасно проявила себя в амплуа «травести». За три года она сыграла Пистоль в пьесе А.Дюма «Кин», Люлли в «Люлли-музыкант», Гавроша, Маугли.
Потом Анна уезжает в Москву и успешно продолжает играть подростков. Взыскательные московские зрители, а особенно – детвора, много лет аплодировали ей, когда она играла Петьку в «Доме с привидениями» Тома Сойера, молодого Семена Буденного в пьесе «Детство маршала», Черемыша в пьесе Л.Кассиля «Черемыш – брат героя» и многие другие роли. А когда Анна Романовна лихо свистела в четыре пальца в роли хулигана Мишки Квакина в спектакле «Тимур и его команда» по пьесе А. Гайдара, популярной в тридцатые-сороковые годы, её невозможно было узнать. Потом вышла на пенсию (актрисы такого амплуа получали это право в 45 лет), озвучивала кинофильмы, участвовала в радиоспектаклях.
Небольшого роста, ко времени нашего знакомства почти седая, она очень живо и непосредственно общалась, часто держа собеседников в некотором напряжении – они не сразу понимали, шутит она или говорит серьёзно. Чувство юмора, в полном соответствии с общепринятым представлением об одесситах, у неё было отменным, язвительные шутки иногда ставили не привыкшего к общению с ней человека в тупик, и только через некоторое время он понимал, что шутки добрые, язвительность напускная, а юмор тонкий.
Пара эта впечатляла – высокий, стройный, доброжелательный, сдержанный, с прекрасными манерами Геннадий Иванович и маленькая, с возрастом несколько округлившаяся Анна Романовна, которая постоянно его подначивала. Кстати, называла она мужа по имени и отчеству; такая необычная привычка сохранилась у неё с давних пор: он длительное время был директором театра, где она служила.
Их дом был очень гостеприимным и хлебосольным. В кухне на подоконнике всегда стояло несколько бутылок с непривычными для нашего одесского взгляда разноцветными настойками, приготовленными Геннадием Ивановичем. А вкус тончайших блинов Анны Романовны с большим ассортиментом начинок я помню до сих пор. Но, главное – с каким удовольствием и неподдельным радушием принимали они гостей, какая тёплая, дружелюбная атмосфера была в этом доме.
Приезжая в Москву, мы часто останавливались у Шагаевых. Увидев нас, Анна Романовна сдержанно говорила: «Ну что ж, входите, если уж приехали», обескуражив в первый раз мою жену. Потом в глазах появлялись лукавые искорки, она крепко обнимала нас и, пока мы раздевались, немедленно звонила дочери на работу и суровым тоном говорила: «Валя, у нас большая неприятность!» – пауза – «Гаузнеры приехали».
В мой первый с молодой женой приезд был устроен торжественный обед, празднично сервирован стол: старинный «штофный» квадратный графин тёмно-зелёного стекла и такие же бокалы, «парадная» посуда. Анна Романовна обносит сидящих за столом блюдом, полным жарк;го. Моя жена скромно просит: «Мне, пожалуйста, самый маленький кусочек». Анна Романовна, не торопясь, невозмутимо перебирает всё лежащее на блюде мясо, находит кусочек размером в половину спичечного коробка и, получив согласие, торжественно укладывает его на тарелку моей жены, которая церемонно её благодарит. Немая сцена, затем общий смех, аплодисменты и реплика хозяйки дома: «Теперь я вижу, что это – наш человек».
Такие подначки и розыгрыши не могли заслонить основных качеств Анны Романовны – доброты, заботливости, полного посвящения себя близким людям.
В течение ряда лет я привозил нашу дочь в Москву на врачебные консультации и лечение, которое иногда продолжалось достаточно долго. Она оставалась у Шагаевых, я уезжал дальше в командировку и возвращался за ней. Однажды дочь пробыла там целый месяц, и всё это время Анна Романовна была бабушкой, учителем, воспитателем и ещё Бог знает кем – уговаривала, требовала, «заговаривала зубы», играла, беседовала. Такое, конечно, не забывается...
Михаил Гаузнер
7 комментариев
обсуждение >>