Татьяна Ивановна Шмыга:
"Серафим Михайлович Аникеев, мастер на всевозможные выдумки… Серафим Михайлович был комик тёплый, сердечный. Впервые я увидела его ещё в студенческие годы, когда пришла в Театр Оперетты… на «Роз-Мари». Аникеев уморительно играл в спектакле роль сержанта полиции Малона. Особенно мне понравилась сцена вранья Германа. Серафим Михайлович потрясающе изображал человека, уже не имеющего сил спокойно слушать завравшегося Германа: сначала Малон, буквально задыхаясь от смеха, лишь облокачивался на стол, потом ложился на него, затем вставал на столе на голову, точнее, на плечи, ногами вверх… Когда он пытался вернуться в нормальное положение, то как-то невероятным образом изгибался. Спокойно смотреть на это было невозможно, и зал умирал от смеха. Аникеев блистательно владел своим подвижным телом.
Серафим Михайлович был первым исполнителем роли Богдана Сусика в оперетте Ю. Милютина «Трембита», поставленной Тумановым в 1948 году. Постановка была отмечена Сталинской премией, и Серафим Аникеев в числе прочих стал её лауреатом. Случай в оперетте тогда небывалый.
Несмотря на лауреатство, никакой, как бы теперь сказали, звёздной болезни у Серафима Михайловича не наблюдалось. Был он прост в общении, очень компанейский. Чтобы вечером его не было в театре, даже если он не был занят в спектакле, - случай редкий. Без театра он не мог прожить ни дня. Ходил по коридорам, заглядывал то в одну гримуборную, то в другую, шутил. Потом шёл в зал – посмотрит оттуда, как идёт спектакль, опять пойдёт за кулисы..."
Дмитрий Шатуновский (зав. литературной частью театра с 1984 по 2003г.):
Идёт последняя картина «Поцелуй Чаниты». Серафим Аникеев – сыщик Кавалькадос. Его задача – стоять на страже, не пропускать в церковь свидетелей и свистеть в случае опасности. Неожиданно к нему подбираются сзади и бьют по голове. Он падает навзничь. Потом поднимается и на вопросы Чезаре начинает свистеть. Он проглотил свисток. Кто-то стучит ему по спине, и он начинает разговаривать нормально. Сцена эта вызывала неизменный смех в зрительном зале. Уж очень комичным выглядел горе-сыщик. И вот, на одном из спектаклей он, как всегда, падает, поднимается, свистит, его бьют по спине, он продолжает свистеть… В зале уже хохот, артисты уже начинают смеяться и заполнять возникшую паузу. Аникеев продолжает свистеть и страшно таращит глаза! В зале – смех истерический, среди артистов – испуг. После очередного, уже довольно сильного удара по спине, он икнул, закашлялся и сдавленным голосом произнёс заветную фразу: «Я, кажется, проглотил свисток!.. По-настоящему!..» И зрители, и артисты долго не могли успокоиться от смеха. Аплодисменты были нескончаемыми и оглушительными! Успех – потрясающим! Бывает же такое! Проглотить свисток! Но оказалось, что всё это Аникеев придумал заранее и сделал сюрприз!
Серафим Михайлович Аникеев был человеком, страстно влюблённым в балет! «Зимой и летом всегда с балетом!» - это его фраза. Его обожали за остроумие, щедрость и внимание. Ни разу не было, чтобы перед началом спектакля он не пришёл на сцену, где разминался балет. И с каждой балериной ему непременно нужно было обняться и расцеловаться. Это давало ему дополнительные силы и придавало куража. В шутку в балете его прозвали «дед щупарь».
Борис Поваляев (артист театра):
Серафим Аникеев был очень общительным человеком. Его всегда окружали старые друзья и молодые коллеги, которые ловили каждое его слово, шутку, историю, а знал он их неисчислимое множество. Летом Московская оперетта всегда гастролировала в помещении сада «Эрмитаж». Вечером после спектакля ещё тепло, ещё светло, энергии много. И целая команда молодых артистов во главе с Аникеевым, прихватив ящик шампанского и закуску, отправлялись в Серебряный бор отдыхать. Купались, гуляли, рассказывали анекдоты, беседовали о жизни… До сих пор в Серебряном бору есть мыс Аникеева, куда старожилы театра теперь уже очень и очень редко выбираются, чтобы вспомнить молодость и тех, с кем сводила их жизнь.
Ирина Муштакова (актриса театра до 1972г.):
Пригласили нас с Серафимом Михайловичем в Парк Культуры и Отдыха принять участие в концерте. Делали мы дуэт из оперетты «Поцелуй Чаниты». Он – Кавалькадос, я – Анжела. Сцена прошла благополучно, куплеты тоже, начался танец. Сначала я наступаю на него, потом он двигается за мной… Поворачиваюсь, его нет… Исчез. Музыка звучит, танец в самом разгаре, я осталась без партнёра. Где он? Из декораций на сцене – стол со скатертью и два стула по бокам. Вдруг скатерть на столе «оживает». Приподнимаю её, а он под столом. Оказалось, споткнувшись, он запутался в скатерти и угодил под стол. Общими усилиями нам удалось «распеленать» его и на последних аккордах танца покинуть сцену. Зрители ревели от восторга. Решив, что это было задумано раньше.
Представительский концерт на целине. Артисты театров, эстрады… Оперетту представляли мы с Серафимом Аникеевым. Закончился концерт в Целинограде, предстоял переезд в другой город, и нас повезли на… «кукурузнике». Я вообще не очень переношу самолёт, а тут «кукурузник»! Взлетели, мне плохо, всё, думаю, прощай жизнь… И вдруг в проходе между лавками возникает Серафим и спрашивает: «Ну, как?» И видя моё состояние, начинает «концертную программу». Здесь были и грузинские танцы с зажигательным «Асса!», и присядка, и немыслимые прыжки через ноги пассажиров. Были и развесёлые песенки, и куплеты, словом, всё, что может отвлечь от плохого самочувствия. Каким было его самочувствие и откуда он брал силы, я не знаю, но к концу полёта я уже забыла о том, что не могу переносить самолёт.
Это было уже в последние дни его жизни. Тяжёлая болезнь, сильнейшие боли… Всё это он переносил мужественно и с большим оптимизмом. Мы пришли его проведать. Я, Шура Степанова, Лида Бацанская и Вася Зарубеев. Пришли, он встретил нас, потащил гулять. Зима, погода замечательная, снежок. Чтобы мне не застудить ноги, он притащил откуда-то огромные валенки и заставил меня переобуться. После прогулки сам достал где-то веник и, приговаривая: «Не двигайся, стой, ничего не делай», сначала смахнул снег, а после переобул меня, застегнув сапоги и не разрешив мне даже наклониться. Всё сделал сам, как истинный джентльмен, без скидок на болезнь. Таким весёлым жизнелюбом и очень сильным человеком он и остался в памяти.
«Капризы Оперетты», ведущие Герард Васильев и Татьяна Суворова.
ГВ: Сегодня мы хотим Вам напомнить о поистине золотом юбилее в истории Российской оперетты. В этом году 7 марта исполнилось 100 лет со дня рождения Серафима Аникеева. Артиста поистине народного.
ТС: С именем этого замечательного артиста связаны десятки незабываемых опереточных героев, которых никто не сможет сыграть так, как это делал Серафим Михайлович Аникеев.
ГВ: О замечательных ролях, партнёрах и поклонниках Серафима Михайловича мы беседуем сегодня с его детьми – дочерью, артисткой Малого театра, Любовью Аникеевой и сыном Юрием, который много лет проработал администратором и директором съёмочных групп на Мосфильме.
ТС: Я не могла не спросить старшего сына, Юрия Серафимовича, когда же он, наконец, понял, что его отец – гениальный артист.
ЮС: Это с детства я понял, потому что родился я в 29-м году, и меня уже с трёх лет водили в театр. И естественно, потому что мама и папа работали в театре. Она – балерина, солистка балета, он актёр. И меня оставляли даже на некоторые спектакли вечером, потому что они были тогда оба заняты, чтобы домой идти вместе. Но зимой театр оперетты работал в теперешнем помещении театра Сатиры на Маяковской, а летом, как всегда в Эрмитаже.
ТС: Вы любили этот сад?
ЮС: Очень. Особенно когда стал что-то понимать. Это было в основном 46-й год, 47-й, 48-й. В оперетту попасть было невозможно. Всегда были аншлаги. В саду просто стояли и слушали музыку. Всегда шла «Сильва», «Марица», «Граф Люксембург». Во время войны я же тоже всё время был там. Театр Оперетты работал в Москве. В 41-м году 16 октября немцы были уже под Москвой и эвакуировали все театры. Большой театр и театр Оперетты – всех свезли на Казанский вокзал. Подавали просто электричку, к ней цеплялся паровоз, и везли всех в Сибирь. Сесть было невозможно. Выбивали окна и так далее, и так далее. А отец сказал, что Сталин в Москве и Москву не сдадут, и мы останемся. И остались Аникеев, Гедройц, Ася Гедройц – его жена, Лебедева, Качалов и Ярон. И они создали здесь филиал Московского театра Оперетты. И уже в конце 41-го года – начале 42-го уже шли спектакли. Костюмы были, но декораций не было, потом постепенно, постепенно всё это наладилось. Мне было уже 14 лет, всё я помню. В основном приезжали с фронта – и большие начальники, и генералы, и фронтовики – просто привозили 2-3 автобуса – ну 40 км фронт был. Объявлялась вдруг воздушная тревога. А шёл спектакль «Сильва». По радио объявляют, а зрители же не знали летом – это 42-43 год. Отец всегда выходил перед занавесом – давали занавес. Он говорил: «На минуточку, не волнуйтесь, скушайте конфетку, объявлена воздушная тревога. Мы будем сидеть в зале или выйдем в сад погуляем?» Ну, в основном, конечно, не выходили из зала, а оставались там.
ТС: Совсем другие, послевоенные воспоминания у дочери Серафима Михайловича – Любови Аникеевой.
ЛС: Как он сам говорил всегда, «это большой подарок женщинам – я родился накануне женского дня. Ну, конечно, дома мама что-то готовила, пекла пироги, какие-то вкусные вещи, всегда мы его ждали, но в этот день, конечно, были либо концерты, либо спектакль. Женщины его очень любили. И после спектакля буквально толпы поклонниц – человек 30, 40 бросались к нему с какими-то вопросами. Причём он всегда останавливался, острил что-то. То есть он был таким же, каким они его видели на сцене. Я, к сожалению, видела только в концертах роли простаков, то есть, Бони, например – я не застала это в театре. В театре я уже видела роли комиков. Но что я могу сказать, дома множество фотографий Серафима Михайловича в разных ролях. И даже вот глядя на эти фотографии, обращаешь внимание на то, что каждый его персонаж, каждая его роль, ну как будто другой человек перед тобой. Это идёт и от внутреннего содержания этой роли, потому что играл-то он разных людей, разные характеры. Например, на каждой фотографии какие-то разные детали грима. Какие-то другие усы, какие-то другие бакенбарды. Либо есть парик, либо нет парика. В концертах, в исполнении роли Бони он выходил без грима, без парика. Но на нём шикарно сидел фрак, он летал по сцене, зажигал публику и по нескольку раз каждый номер бисировался.
ТС: Но когда же появился Серафим Аникеев на сцене Московского театра Оперетты?
ЛС: Это было в 1930-м году. Григорий Маркович Ярон пригласил Серафима Аникеева в Московский театр Оперетты. До этого он ездил по провинции. В это время в оперетте было блестящее созвездие актёров. Это Владимир Володин, Днепров, Софья Вермель и, конечно, Регина Лазарева.
ТС: Мне кажется, что у каждого из этих артистов был свой секрет успеха. Как Вы думаете, а в чём был секрет успеха у Серафима Михайловича?
ЛС: Я думаю, прежде всего, в его личном обаянии, в его доброте.
ТС: И, конечно, в потрясающем чувстве жанра.
ЛС: Оперетта – это жанр, где нужно петь, как в опере, танцевать, как в балете, а играть, как в драматическом театре. И Серафим Михайлович очень часто ходил в драматические театры. И в своё время актёры драматических театров часто посещали театр Оперетты, и у него было много друзей. Он был в очень тёплых отношениях с Жаровым, с Анненковым, Евгением Валерьяновичем Самойловым, Вестником. Его любили драматические актёры. И вот когда провожали Серафима Михайловича в последний путь, процессия шла по проезду Художественного театра, и я увидела, что актёры МХАТа прервали репетицию, стояли на ступеньках театра и провожали Серафима Михайловича в последний путь.
ТС: У Серафима Михайловича были не только верные друзья, но и верные поклонники.
ЛС: Среди военных было очень много поклонников. Совсем маленькая, я была в гостях у Маршала Воронова. Дружил Серафим Михайлович с Валентиной Гризодубовой – нашей прославленной лётчицей. Когда он уже болел, лежал в подмосковной больнице, вдруг подъезжает чайка правительственная, как рассказывал Серафим Михайлович, «И вдруг я вижу, что выходит Гризодубова. Она узнала, что он уже неизлечимо болен и приехала к нему попрощаться.
ГВ: Что ж, верность поклонников – это опора актёрского счастья. И сегодня многие поклонники Серафима Михайловича рассказывают о нём и его легендарных партнершах своим внукам.
ТС: Действительно, разве можно забыть блистательный дуэт Серафима Михайловича Аникеева и Елены Савицкой в оперетте Юрия Милютина «Трембита»? Помните, Парасю Никоноровну и бывшего управляющего барским имением Богдана Сусика, который прибыл в родные края инкогнито.
ЛС: Он очень тепло относился к молодым актёрам театра. И не только на сцене, как к партнёрам, а даже и в жизни. Вот мне звезда оперетты Зоя Белая рассказывала такой случай. Она была только принята в театр. Идёт по улице, вдруг останавливается такси, выходит Серафим Михайлович, широко открывает дверь и спрашивает: «Куда Вас подвезти?» Она говорит: «У Вас свои дела…» - «Нет-нет-нет, я сначала должен отвезти Вас». Вот такое у него было отношение к молодым актёрам. Среди актёров этого поколения была Анна Котова, Капитолина Кузьмина.
ТС: Наверное, очень многие слушатели помнят этот блистательный дуэт Капитолины Кузьминой и Серафима Аникеева. Дуэт в последствии стал блестящим концертным номером.
ЛС: Но в день спектакля Серафим Михайлович никогда не участвовал в концертах. Потому что он считал, что спектакль – это главное, а концерт отбирает часть энергетики, часть сил забирает. Никогда он не позволял себе концерты в день спектакля.
ТС: Любовь Серафимовна, но самое поразительное, что голос Серафима Михайловича хранит не только пластинка, которую мы сегодня слушаем.
ЛС: В мультфильме «Лиса и Бобёр» Серафим Михайлович озвучивал бобра, «По щучьему велению» - царя, в мультфильме «Чудесница» - Сорняка – это знаменитая песенка сорняков, где такой лохматый сорняк с гитарой поёт «мы красавцы ростом велики, бравые ребята сорняки!»
ТС: Но я хочу ещё вот о чём спросить Вас, Любовь Серафимовна. У Вас в доме ещё один юбилей в этом году – сто лет Вашей мамочке.
ЛС: Моя мама была солисткой балета. В 20-е годы она работала в первом балетном коллективе. Танцевала только ведущие партии, и ей было присвоено звание прима-балерины. И сохранились афиши «балет с участием прима-балерины Надежды Завьяловой». А с 30-го года мама работает в оперетте.
ТС: И на неё тоже ходят поклонники.
ЛС: Как говорили, да. Танцевала мама и классику, и очень хорошо характерные танцы – цыганские, испанские. Ей очень хорошо удавался характер танца.
ТС: И, быть может, знаменитые куплеты «Красотки кабаре», которые тоже записаны на этой пластинке Серафимом Михайловичем Аникеевым и Николаем Бравиным посвящены ей?
ЛС: Конечно.
ГВ: И на прощание ещё одна встреча. Знакомьтесь, внучка Серафима Михайловича Аникеева, студентка Всероссийского Государственного Института Кинематографии Надежда Аникеева.
ТС: Дедушка в Вашей жизни, наверное, прежде всего, это рассказы какие-то, семейные предания, записи.
НА: Именно так. Потому что самого дедушку я не знала, но очень много слушала его записи с самого детства и любила их слушать.
ТС: Есть у Вас своя любимая роль вот из того, что пел когда-то и исполнял в театре Серафим Михайлович?
НА: Конечно же, есть – из оперетты «Сильва» партия Бони. Коронный номер. Говоря современным языком, «зажигает дедушка».
ТС: В чём секрет вот такого безумного успеха Серафима Михайловича у публики?
НА: Человек, который умеет держать публику, который имеет дикое количество энергии. Вот я, даже не видя на экране его, чувствую это по записям. Именно энергетик.
ТС: Наверное, хочется показать эти записи своим друзьям?
НА: Конечно, хочется. Я даю слушать ребятам, ребята переписывают их, потому что сейчас на самом деле никто не знает, что такое оперетта настоящая, все больше по мюзиклам. И очень интересно, потому что в профессиональном качестве это очень полезно для актёра.
ТС: Как Вы думаете, вернётся оперетта? Та, в которой блистал Серафим Михайлович?
НА: Вернётся. И мы дружим с ребятами из ГИТИСа с музкомедии. И очень хорошие ребята есть. Мы надеемся, что вернётся.
Из программки Московского Театра Оперетты на март 2004г:
Бони, Митрусь, Фальк, Богдан Сусик, Кавалькадос, Яшка-Буксир… Если попробовать перечислить его роли, не останется места для рассказа о нём самом. Он был любимцем публики, обладал удивительным, неповторимым комедийным обаянием. Любое его появление на сцене уже вызывало улыбку, хотя, казалось, он ничего для этого не делал. Он был весёлым выдумщиком и импровизатором, шутки рождались из ничего, мгновенно, и зрителям даже в голову не приходило, что заранее он тщательно продумывал, просчитывал каждую импровизацию, каждое движение, реакцию. Он был замечательным партнёром. Надёжным, удобным, верным. Таким же был и в жизни. Его друг и коллега Анна Георгиевна Котова, с которой он сыграл ни одну роль на сцене, рассказывала: «С ним было очень легко, весело, душевно. А какой он был джентльмен! Каким щедрым он был на дружбу, на работу, на талант, на общение… Да и на деньги тоже. Ему не жалко было для других ничего! Он вселял оптимизм, веру в жизнь, не давал замкнуться на неудачах, всячески поддерживал успех. У него можно было спросить совета, поделиться радостью. Он был уютным!»
Сегодня мы вспоминаем этого человека, без которого не было бы многих любимых зрителями персонажей. Не было бы спектаклей, в которых роли придумывались бы специально для него. Не было бы и самого театра, часть которого он в качестве директора вместе с худруком Григорием Яроном сохранял в Москве во время войны.
Сегодняшнему поколению артист Серафим Аникеев знаком плохо. Практически совсем не известно ни о его творчестве, ни о его жизни. Вот поэтому мы и решили попросить тех, кто был с ним хорошо знаком, рассказать о нём, о его работе и характере, о его жизни и бессмертии. Ведь пока о нём помнят, он жив.
3 комментария
обсуждение >>