Интервью
Денис Васильев: «Я хочу сниматься в авторском кино»
Актер — о сериале «Крестоносцы», схожести своего героя с Доктором Хаусом и желании примерить новые амплуа
4 комментария
4 комментария
6 комментариев
3 комментария
8 комментариев
10 комментариев
11 комментариев
10 комментариев
17 комментариев
обсуждение
http://gallery-mt.narod.ru/pages/balet_c.html
Владимир Цуканов – хранитель русского балета 17.11.2005, chas-daily.com
https://gorod.lv/novosti/22282-vladimir_tsukanov_hranitel_russkogo_baleta
В 50-60-х годах прошлого века Владимир Цуканов танцевал на сцене Рижского театра оперы и балета, одновременно преподавая в хореографическом училище... Последние 20 лет живет в Австрии. Приехал из Вены в Ригу пошлифовать наш балет перед французскими гастролями.
В первый раз Владимир Петрович приехал в Ригу в 1947 году, окончив Московское хореографическое училище. Сейчас ему 76 лет. Если сложить обе цифры, получается 13. На вопрос о возрасте он так и говорит: «Мне тринадцать».
- Почти сразу главный балетмейстер театра Тангиева-Бирзниеце предложила мне вести класс артистов балета. Так началась моя педагогическая деятельность.
А учился я у Николая Ивановича Тарасова, написавшего книгу «Классический балет для мужчин». Еще в школе он мне говорил: «Володя, адажио завтра будешь ты показывать». Я, конечно, был польщен тем, что доверяют мне такое дело.
- Старательный был, – добавляет Вирджиния, жена Цуканова. Коренная рижанка, балерина, вышла замуж за москвича в 1952 году. С той поры они неразлучны. Вместе танцевали, вместе преподают.
1001 ночь
После 25 лет работы супруги вышли на пенсию. И тут Госконцерт пригласил Цуканова в Иран.
Ц: – Шах Ирана хотел, чтобы у них был свой национальный балет. Когда мы приехали, там уже был поставлен «Бахчисарайский фонтан». Первую премьеру танцевали ведущие солисты из Москвы – Стручкова и Фадеечев. Шах предоставил нам для занятий один из своих замков. Он никогда не спал в одном и том же замке две ночи подряд – опасался покушения.
В: – Было очень интересно, прямо тысяча и одна ночь. Знать отдавала своих детей в балетные классы, чтобы развить у них изящество и осанку. Были такие одаренные дети, что мы умоляли оставить их в балете. Но их родители: нет, и все.
Ц: – Когда мы поставили балет, волновались все. Артистов заставили буквально облиться духами, чтобы перебить запах пота – шах этого не любил. Все прошло хорошо. Но вот концерт закончился и – тишина.
- Тишина, – эхом повторяет Вирджиния.
Ц: – И вдруг: хлоп-хлоп… И – шквал аплодисментов. Пока шах не начал аплодировать, другие не смели этого делать.
Потом шах специально выяснял, сколько танцевало артистов из СССР. Мы ему говорим: «Извините, это все ваши подданные». Тогда он подходил ко всем мужчинам и спрашивал, так ли это. Он сначала не поверил…
Почему уехали? В то время в Союзе не разрешали долго находиться за границей.
- Это был 73-й год, – уточняет Вирджиния. – А через некоторое время нас пригласили в Турцию.
Ц: – Сначала поработали в театре, потом вместе в балетной школе. На этот раз долго. По тем правилам после трех лет надо было вернуться, но турки упросили Москву, чтобы нас оставили еще на два года.
В: – Мы выпустили много хороших танцовщиков, и Володе предложили место главного балетмейстера в Стамбульской опере. Но Москва твердо сказала: домой! И – других на наше место.
Сидим в Риге, работаем… опять звонок: заполняйте анкеты в Австрию. В 85-м попали в Вену, в училище. Правда, творчества в Турции было больше – в Анкаре мы ставили целые спектакли. И разъезжали вместе с артистами по стране. Мы в таких местах бывали, куда не пускают дипломатов, даже в Трабзоне. Там есть скальный монастырь с фресками, где утренние лучи солнца попадают прямо на Иисуса Христа.
Свободу чувствам!
Вирджиния всюду была толмачом – языки ей даются легко, что турецкий, что немецкий.
«Она мой самый строгий контролер и большой помощник», – утверждает Владимир Петрович.
Ц: – В Вену мы припоздали, и учеников там уже поделили. Я говорю: хорошо, давайте неудобных, неподходящих – буду с ними работать. Через три года все мои попали в Венскую штадтс-оперу и стали ведущими солистами. Тамошние специалисты открыли рты: как можно было из таких что-то сделать?
Прошло три года и – до свидания, как обычно. Но не прошло и полугода, как нас официально пригласили в Венскую оперу. И уже не через Госконцерт, как раньше, а приватно. В 1989-м мы уехали. Там все нам обрадовались. С того времени постоянно работаем. Но нельзя сказать, что работается легко.
- В чем же трудность?
Ц: – Большая конкуренция. Говорят, что советская школа хорошая, но слишком строгая – нужна дисциплина. Я говорю: дисциплина нужна твор-чес-ка-я. А не солдатская.
В: – Для нас самая большая радость, когда мы видим, что человек развился благодаря нам. Это даже более ценно, чем деньги. Когда стоишь за кулисами и видишь, что у него не получается, прямо хочется самой выскочить на сцену и за него станцевать.
И вдруг видишь: вот то, что ты ему дал. Значит, наше искусство не погибнет. Это нас и держит. На Западе нет тех театральных традиций, что были раньше в Советском Союзе. Все захлестнула волна модерна. Обычно это люди, которые никогда не учились как следует, которые ничего не знают. Поэтому и отрицают «старомодную» школу.
Это как с живописью. Где сегодня Рубенсы и Веласкесы? Каждый мажет кто во что горазд. Ладно, пусть мажет, но нельзя называть это большим искусством. Так же и балет. Мы чувствуем, что профаны лезут в это дело.
- Они сейчас во все лезут.
В: – Тотальный модерн ведет к деградации. И это страшно. С грустью наблюдаем, как из русского балета в Москве и Петербурге уходит душа. Опора идет на голую технику. Ну как можно «Дон Кихота» станцевать на одной технике?
Ц: – Бывает, на сцене много людей, а сцена пустая. Ищешь, за кого бы зацепиться взглядом, – и нет никого. А выходит один человек с чувством – и сцена дышит. Публика это мигом чувствует.
В: – Для того мы и шлифуем технику, чтобы она дала свободу чувству. Чтобы не видно было мук. Мы старомодные люди, нам чувства подавай. Чтобы не было как у животных.
- Подозреваю, что в своих учеников вы закладываете эти гуманные начала.
В: – Стараемся. Иногда получается.
В одном союзе
В отпуск Цукановы ездят в Ригу – город их молодости.
В: – Я всем знакомым говорю, что Рига такая же красивая, как Вена, только маленькая. Я рада, что тут ремонтируют старые дома. В Вене тоже стараются их сохранить.
- А вы, Владимир Петрович, наверно, к Москве больше прикипели?
Ц: – Да, у меня вся семья была в Москве. Сейчас – никого… Хотел взять латвийское гражданство – не дали. В результате я сейчас гражданин Австрии.
- И все равно, как ни крути, мы вместе в новом союзе!
Ц: – Да, в ЕвроСССР… Конечно, приятно в Ригу приехать, но… маленькая она. После Вены особенно. Но для нас она не потерянный город, мы с удовольствием приезжаем сюда. Друзья, знакомые… Связь не прерывается.
Сейчас Цуканов понадобился ЛНО перед отправкой нашего балета во Францию – для придания тому лоска. А из Вены супругов приглашали в Германию, Венгрию, даже в Бразилию. С одной целью: поднять уровень и подготовить к подвигу.
Ц: – В Будапеште нам дали пару танцоров и поставили задачу: подготовить к победе на конкурсе. Работали, правда, два месяца. Девочка получила золотую медаль, парень – серебряную.
В: – Мы этого можем добиться, потому что долго танцевали сами, будучи педагогами. Пропустили все через свое тело и точно знаем, КАК надо сделать, чтобы был результат. И чтобы не мучиться.
- А наших рижских танцоров сильно приходится «подвинчивать»?
- По надобности, – Владимир Петрович дипломатичен. – Тут нужно доверять педагогу. Есть и такие, что не особенно доверяют.
В: – Не каждый открывается навстречу и берет нашу науку. Но вообще молодцы!
- На фоне Европы какую строчку в топе мы занимаем?
Ц: – Знаете, это не спорт.
В: – Мы люди не заносчивые, гениями себя не считаем. А зазнался – это все… Со всеми стараемся дружить, всем помогать – если хотят.
Ц: – Мне доктора говорят: вы же свое здоровье тратите. Я действительно человек темпераментный, требовательный. И все, что имею, стараюсь передать людям. Мне не жалко. Пусть даже это какая-то часть моего здоровья.
- А ругнуться по-русски в сердцах тоже можете?
Ц: – Это мне не нравится, честно говорю. Если встречаю людей русских, которые начинают матом говорить, я их спрашиваю: «Вы что, по-китайски говорите?»