В этом году заслуженный артист РСФСР Юрий КАШИН, актер краевого Театра музкомедии, отмечает 45-летие творческой деятельности и 40-летие работы на барнаульской сцене. О том, почему он не любит бенефисы, чем бы занимался на пенсии, как достает соседей, и многом другом наш корреспондент поговорил с Юрием Андреевичем.
На сегодняшний день в творческом багаже у Кашина уже более 280 ролей самых разных амплуа – шутка ли, за столько лет на сцене он сумел сыграть по пять персонажей в нескольких спектаклях. Однако всего этого могло и не быть – Юрий Кашин запросто мог стать врачом или военным.
ИЗ ТЕНОРОВ - В БАРИТОНЫ
- Отец у меня был военным – испытатель танков, командир полка, – вспоминает Юрий Андреевич. – Мужик крепкий, две войны прошел… Умер в 1984 году, как раз когда я получил звание заслуженного артиста.
- Надо же, как сложились два события…
- Да. Мне в Ленинграде звание вручают - и я сознание теряю. Оказалось, что это произошло в тот момент, когда умер отец. Какая-то связь была между нами. Мать, вообще-то, в медицине меня видела, и ради нее я поступил в медицинский институт. По блату. На глазную хирургию. Однажды при мне оперировали на трупах аппендицит. Я в обморок тогда упал и больше туда не приходил – понял, что мне это не нужно. А отец хотел, чтобы я стал кадровым офицером, поэтому я отслужил три года в танковых вой- сках и окончил военное училище. Т-34 хорошо знаю, если что, смогу его повести. Как сейчас помню, защищал диплом по глиссоновским головкам.
- Каким?
- Глиссоновским. Они работают по принципу шестеренки, только шестеренки прямые, а эти – овальные. Они во время движения сходятся как угодно, не ломаются, там определенная сталь… и скорость вращения двигателя в четыре-пять раз больше! Защитил это все, диплом получил – в голове ничего не осталось.
- Как же вы в артисты-то попали в итоге?
- В свое время окончил школу-пятилетку по классу аккордеона. На третьем году службы была самодеятельность, и меня руководитель ансамбля песни и За 45 лет на сцене Юрий Кашин сыграл около 280 ролей.пляски взял к себе, я петь начал, группу собрал. В итоге меня туда взяли как второго тенора, я тогда еще был среди теноров. Ну, пел и ладно. Для хора это нормально было. Там уже, конечно, совсем не так было, как где-то в казармах, дисциплина другая. Ты просыпаешься, к 9.00 идешь на работу… блеск! Кормили хорошо. Оттуда потом поступил в музыкальное училище в Свердловске. Но из-за конфликта с преподавателем (как сейчас помню, ее звали Рахиль Ханоновна) ушел оттуда и не вернулся. Все мое образование: когда кто-то приезжал, я садился рядом и впитывал его работу. Без вокального образования поступил в Свердловский академический театр музыкальной комедии на артиста хора, и пошло-поехало. Я тогда еще смазливый был, шевелюра была! Это сейчас я такой «кучерявый», а тогда – красавец был парень. В общем, там меня заметили, и я стал потихоньку получать приличные роли. Приличные – это примерно листа четыре текста. Оттуда поступил в театр в закрытом городе, где делали ракетное топливо. Экология – жуть. Нам говорили: «Если женитесь, то зачать ребенка должны вне города, здесь у вас ничего не получится». Но я там не женился. Ну, с девчонками встречался, но никто не «залетал», слава богу (улыбается). Потом перешел в кемеровский театр, оттуда приехал в Барнаул, немного поработал в Омске, потом опять приехал сюда, поругался с режиссером, уехал в Иркутск. Там познакомился с девчонкой, влюбился… а она хорошо пила. Я ее по ночам искал, не знал, что делать… и на этой почве повеситься решил, – Юрий Андреевич вдруг на минуту замолчал и продолжил после паузы: – Вешался я. В коме был три месяца. Встал, но говорить не мог – в горле все переломано, голоса нет. Мне сделали небольшую операцию, я смог петь две нотки, и все. Голоса не стало. Я кем только не работал... Полюбил девчонку, которая стала моей женой, сейчас у нас двое сыновей, шестеро внуков. Поскольку я очень настырный, то голос стал восстанавливать – «гонял» его по четыре-пять часов, до крови из глотки. Он стал появляться, и пошел вниз. Стал баритоном.
АРТИСТ- ЭЛЕКТРИК
- Как вы в этом году отметили свои юбилейные даты?
- Не люблю я бенефисы. На них ко мне вдруг у всех такая любовь появляется. Помню, первый бенефис, которым я болел, как дурачок, был в 1991 году, когда мне исполнилось 50 лет. Там столько всего было сказано! Власти какую-то бумажку принесли, в которой я расписался, – собирались подавать документы на присвоение звания народного артиста. Сижу на сцене, реву и думаю: «Господи, какой я дурак, не верил людям, а оказывается вон что!». А через 10 лет мне возвратили документы – к заявлению даже никто фотографии не приклеивал. Помню, однажды на бенефис пришел бывший уже руководитель управления по культуре края. Достает конверт, показывает зрителям и говорит: «Этого вам хватит!». Все овации устраивают… а я его открываю за кулисами – 600 рублей. Надо же! Я 10 тысяч затратил только на банкет. Ну зачем это? Кому это надо? Очень обиделся я тогда. Не потому, что мне денег мало – мне денег достаточно. Обижает такое отношение. В этом году для бенефиса я выбрал небольшую пьесу Чехова «Трагик поневоле»: в провинциальном театре делают бенефис какому-то старому актеру, и для него это событие, а для всех остальных – повод нажраться. В итоге его, пьяного, закрыли и забыли про него. Все ушли, он просыпается в три часа ночи, шарахается по театру. Жутко. И вот он говорит зрителю о лицемерии – все говорили браво, несли букеты, а ведь забыли старика напрочь. Потом он встречает второго такого же несчастного человека – суфлера, у которого даже жилья нет. Он спит здесь, в театре, уже лет 30. И он пьески несет. Начали их смотреть, нашли «Медведя» и стали его играть между собой. Вот они играли, так ночь и прошла. Я и свое, конечно, в это вкладываю.
- За эти 45 лет вами сыграно уже около 280 ролей. Осталась еще какая-то, которую хотелось бы сыграть?
- Вот эти фразы терпеть не могу. Я не знаю! Вот мне говорят: «У вас есть любимая роль?». Это что? Да они все любимые. Сейчас я очень много занимаюсь пением, у меня на компьютере масса минусовок, порядка 300 песен постоянно в работе. Я уже достал всех соседей – у меня две колонки по 25 ватт, микрофон. Надо мной жил чувак, который вышел из тюрьмы. Он вообще молчун, но когда я пел блатные песни, то обязательно придет, постучится: «А можно тут посидеть?». А внизу – библиотека. Однажды у них был какой-то патриотический праздник, и я к ним пришел: «Давайте я вам военные песни спою тут?»: Вот и все – приучил соседей к пению. Помню, когда в первый раз пел дома, они все на лестничной клетке сидели и слушали. Однажды сосед спросил, кем я работаю. «Пою», – говорю. «Да я тоже пою, но ты кем работаешь-то?». Сказал, что электрик, и забыл про это. Через неделю он меня попросил щиток починить, который выбило.
СОТРУППНИКИ
- А ваши сыновья не пошли по актерской стезе?
- Не-е-ет! Да я бы и не позволил – это тяжелый труд. Понимаете, театр – это поле боя, где раненых не подбирают. Мы когда с Караченцовым работали в одном концерте, я у него спросил про друзей. А он мне говорит: «У меня не друзья, у меня – сотруппники». Но больше всего не понравился Герард Васильев, который солист оперетты. Никак к нему не подъедешь! Мы как гарнир были у него на концерте, – Юрий Андреевич вдруг снова замолчал и совершенно неожиданно выдал: – Хорошие были люди. Леонов – невероятный был человечина. Однажды на нас администратор его личный что-то ругался. А он на него: «Скотина! Извинись – это актеры! Что ты думаешь, если ты в Москве сидишь, то ты один артист?!». Мы сидим в шоке: ни фига себе, как заступился. Я Леонова таким никогда не видел – он был аж сине-красный весь. В общем, это очень тяжелая работа. Но мне помогло то, что я кандидат в мастера спорта по тяжелой атлетике. В свое время весил 67 кг, но при этом рывок у меня был 98 кг, жим 85 кг, а толчок – 130 кг, по-моему.
- А никогда не хотелось бросить все и заниматься чем-то другим?
- Вообще, я бы сейчас снова в театр уже не пошел. Если бы выбирать путь в жизни – не пошел бы. Мы очень зависимые люди, от режиссера в первую очередь. Помню, я к режиссеру пришел и говорю: «Дайте мне эту роль». А она отвечает: «Я тебя там не вижу». Говорю: «Ну так очки наденьте» – и подаю свои очки. Накричала, выгнала из кабинета. Но я не мог бросить – у меня жилья не было, директор устроил в гостиницу, зарплата 70 рублей всего-то. Но я не думал об этом. Ненормальный. Мне даже отец говорил: «У нас все мужики нормальные и один артист».
«СМЕЛЫЙ, ИДИ СЮДА!»
- А вас узнают на улицах?
- Да, бывает такое. Недавно вот в больнице лежал – меня там тоже узнавали.
- Вам приятно такое внимание?
- Конечно, приятно. Не буду ж я говорить: «Нет, я устал от поклонников». Да я ради этого и живу! Я для пенсионеров из «Оптимиста» 17 концертов по полтора-два часа бесплатных дал, потому что они слушают! Терпеть не могу проданные спектакли – на детей или какую-то большую компанию. Они отвратительно себя ведут. Помню, играл Будённого, специально для роли встречался с буденновцами. И вот сцена, начинаю вести диалог с Ворошиловым, а из зала реплики дешевые, девчонки: «Ха-ха-ха!». Я останавливаю спектакль и говорю: «Ну-ка, смелый, иди сюда. Хочу тебе в глаза посмотреть. Мы с тобой в разных условиях: ты в темноте сидишь, а я здесь один, на свету. Выпендриваюсь перед тобой, перед сопляком». Меня тогда чуть не выгнали… Занавес закрыли, потом открыли, я, конечно, роль доработал, но уже не было того состояния.
- То есть вы вспыльчивый человек?
- Очень. Я глубоко верующий, но вот это: «По щеке дали – подставь другую» – вот хрена! Никогда в жизни. Отец говорил: «Дубленой коже нет износа, чем больше нас долбят, тем мы сильнее». Я ж бесшабашный. Если звукорежиссер во время концерта вдруг убавляет мне голос, а у меня минусовка мощная, я останавливаюсь и говорю: «Не фокусничай! Не лажай ни себя, ни меня! Мы будем работать или дурака валять?». Вот такие вещи.
ДАЧА И «КАЧАЛКА»
- А помимо театра чем еще занимаетесь? Рыбалка, дача…
- Дача, конечно. Я там пропадаю постоянно. Сосед был у меня там, Палыч, постоянно кричал: «Эй, заслуженный театр России! Пиво будешь?». Много лет занимался чеканкой, у меня много было работ, все раздарил. Резьбой по дереву занимался. У меня отец просто чудо как хорошо рисовал, молодец. Я, конечно, тоже рисовал, но это просто так.
- На пенсии можете себя представить?
- Запросто. Я уже 12 лет как на пенсии, но крепко работаю, по- черному. Если бы была нормальная пенсия, я бы не работал. За квартиру плачу почти четыре тысячи в месяц. За тепло, за воду, за воздух, за то, что хожу, по асфальту бегаю… За все это надо сегодня платить. У меня еще и ряд болячек, которые лекарства потребляют. А так – в саду бы сидел, бегал, спортом бы занимался. У меня «качалка» есть рядом, внизу.
- Неужели ходили бы в «качалку»?
- Конечно. Сейчас, правда, много не смогу, но лежа 80-85 кг я выжму. У меня дома гантели, гири. В таком возрасте мышцы уже не растут, но крепнут. Это дает выносливость. На сцене все должно быть легко – нельзя во время действия потеть, как матрас. За кулисами помирай, а здесь все должно быть легко.
Владислав Комяков
18.03.2013
5 комментариев
обсуждение >>