Даниил Страхов: «Я ищу в тексте сценария свой сюжет, свою историю, своё звучание»

На телеканале «Dомашний» 17 июня выходит сериал «Про Веру», рассказывающий про одинокую девушку, в жизнь которой врывается взрослый успешный мужчина, что оборачивается для Веры трагедией. Роль коварного злодея (или не совсем) сыграл актер Даниил Страхов. Мы поговорили с ним об актерской работе, одержимости, дружбе по расчету и съемочной площадке, которая «вскрывает всех».


Сериал «Про Веру» снимался достаточно давно. Как вы относитесь к своим ролям по прошествии времени? Пересматриваете ли вообще работы, когда они выходят на телеэкран. И если да, то разбираете исключительно свою работу или напротив общее произведение, насколько органично удалось вписать вашу работу в контекст?

Не пересматриваю, скорее случайно увижу что-то. И отношусь по-разному. Но работа над ошибками уже проделана. Нужно двигаться дальше. Отвечая на вторую часть вопроса – нельзя отделить себя от картины. По крайней мере, это всегда взаимосвязь. Даже, если не случилось партнерство, даже, если не нашел общего языка с режиссером. Даже, если этих «даже, если» будет тысяча, кино, сериал – это коллективный продукт, где творчество неразрывно с производством, даже, если ты один в кадре.

Что касается замысла, Вы, наверное, это имели в виду, то режиссерского замысла ты можешь и не знать, или его может и не быть. Я нахожу свои смыслы в сценариях, делюсь ими с режиссёрами, и, если случается взаимопонимание, то это удача. Бывает по-всякому. Но в любом случае, я ищу в тексте сценария свой сюжет, свою историю, своё звучание. Скорее, даже, что-то помимо сюжета. Тему, это можно так назвать. И она может быть проявлена в тексте, а может быть спрятана в склейках сцен. Я называю это чердаком роли. У каждого дома есть чердак, который может рассказать всё о своём прошлом, о прошлом его обитателей. Сценарий может быть дурно написан, но в нём брезжит какая-то мысль, возможно, даже не осознаваемая сценаристом. Так не раз бывало. В частности, со «Знахарем-1». Или, напротив, ты листаешь грамотно написанную мертвую схему, в которую жизнь не вдохнуть, но с бюджетом и обещаниями успеха.


Понятно, что сериал «Про Веру» назван так неслучайно – и дело не только в имени главной героини. Но если говорить про вашего героя, то он во что верит, какая вера им движет? Это женщина, в которую он действительно влюбляется (хотя не факт, что это предполагалось по его плану изначально)? Это вера в деньги/недвижимость (как говорит ваш герой, человек не может жить без крыши над головой) и в то, что они дают некую власть, независимость, способность управлять людьми? Это вера в безнаказанность? Или напротив вера в возмездие, все-таки ваш герой – пожалуй, самый сложный персонаж этого сериала.

Я специально не перечитывал свои прежние интервью на тему этой работы, чтобы не повторяться, а попытаться заново сформулировать, про что для меня эта роль. Сразу прошу, не ловите меня на несоответствиях в прежде сказанном. Хуже того, я и не пересматривал картину, потому что, возвращаясь к первому Вашему вопросу, это почти всегда мучительно. Мучаешься, когда рождается, еще больше мучаешься, когда не рождается что-то настоящее, и совсем дело табак, когда возникает чувство, что вроде вот оно почти сложилось, почти полетели, но смотришь монтаж и видишь, что замок твой рухнул и осталась куча песка. Кино — это часто «артель «Напрасный Труд»».

Макс – эмоциональный наркоман, им движет только желание заполнить внутреннюю пустоту, он пустой сосуд, который мечтал бы наполниться, но дна нет, нет основы, веры, если хотите, хоть во что-то. У него, казалось бы, есть всё, но ему, по большому счёту, «это всё» не нужно, потому что нет главного. И в этой своей ненасытности он обречён, поэтому такой финал. Этой одержимостью он заражает Веру, своего антагониста, врага и возлюбленную, она для него становится подобием жизни и смысла. Поэтому он так долго не расправляется с ней, хотя давно мог бы это сделать. Как падший демон, он хочет, чтобы его остановили, и не может остановиться сам.

Еще перед «Комплексом бога» я спрашивала, как вы можете оправдать вашего персонажа. Вот «Про Веру», наверное, отчасти похожий случай. Расскажите, каким был Максим Плетнев на этапе сценария? И как-то ли он изменился, благодаря вам? Просто ощущение, что именно вы привнесли многое для создания объема этого героя, который, кстати, опять же, как в «Комплексе бога» или «Знахаре» даже меняется внешне)

Это был хороший сценарий и Макс изначально был придуман на листе бумаги. По крайней мере, я это увидел. Это был тот редкий случай, когда в первой пробе уже он стал рождаться на глазах. Я помню, что ехал на неё издалека, был в дороге за рулем часа три, и мандраж не попасть в персонаж прошёл, просто потому что я ехал и ехал. И с каждым километром волнение уходило, а восторг от того, как это можно сделать, укреплял веру. В Максе случилась синергия режиссера Жени Семенова, сценариста Жени Семенова, моих усилий, это было большим счастьем – летать в роли. Другой вопрос, что не всё в картине получилось, но это всегда так, почти всегда.

Что касается личного привнесения в роль, то только так и должно быть. Только, к сожалению, этого почти никогда не требует наше кинопроизводство от актеров, и они ходят по кадру, говоря чужие слова. А сценарий может быть и плох, и хорош, только слова всё равно чужие. Но всех это устраивает. И бюджет тут ни при чём. Это печально.


Читала отзывы на сериал и выяснилось, что многие зрители в нем делят актерский состав на, грубо говоря, опытное поколение, куда принадлежит Игорь Скляр, Артур Ваха, Денис Синявский, вы, и начинающее во главе с исполнительницей главной роли Верой Кинчевой. Вы сами чувствовали ли на этом проекте (да и вообще чувствуете ли) некую разницу поколений в российском кино/сериалах? И если да, то чем они отличаются и себя вы к какому относите?

Я не делю коллег на поколения. Есть те, кто тратятся в профессии, для кого она – смысл; и те, кто схватил бога за бороду, или ему просто скучно и поскорей бы домой, и поскольку почти всегда это всех устраивает, то и так сойдёт. Съёмочная группа состоит из 50-80 человек, это цыганский табор, который сбивается в стаю на несколько месяцев, начинает жить некой общей жизнью и потом распадается. Это непростой организм, у которого всегда есть конечная точка распада. И после этой «смерти» может остаться картина, а может и не остаться. Она потом может быть несправедливо забыта или вообще не замечена, она может быть плохо смонтирована или наоборот смонтирована так, что чувство катастрофы сменяется радостью неожиданного результата. Вариантов миллион и каждый раз это новая группа и новые отношения – с режиссером, оператором, гримом, костюмом, реквизитом и тд. Никогда ничего не повторяется. Само по себе это наркотик, все киношники знают это. Поэтому, когда актёр висит в телефоне, когда ему скучно или просто он приехал потрындеть – для меня это беда. Когда актер включён в работу, это видно сразу, одна сцена у него или 50 смен, неважно, и чем меньше у него объём, тем ему трудней, тем короче у него разбег. И ты видишь, что этому человеку что-то нужно – не от режиссера, не от партнёра даже, – от себя в первую очередь. Он проживает свою жизнь осознанно. Жизнь на площадке – это и труд, и умение общаться, шутить, собраться, это умение ждать часами, быстро наладить контакт с человеком, сориентироваться в том, что сцена в корне пошла не в то русло, как ты предполагал. Много всего. Съёмочная площадка требует проявления своей воли, она вскрывает всех, нельзя обмануть.

Я давно заметил, что группа перестала читать сценарий. И люди, тратящие свою жизнь на дубли, совершенно не интересуются тем, что там внутри кадра происходит. И почти все потом не смотрят то, что снимали. Неинтересно. И это по большому счёту – катастрофа. Я до сих пор помню «светика», замершего с листочком А4 у прибора, он читал сцену, которую сейчас будет светить. Он один такой был.

Мы смотрим западные картины, цокаем языком, но мы смотрим на это так, как будто это сделано на Луне, как будто к нам это не имеет никакого отношения. Это я про коллег. А свои работы, работы своих друзей, недругов, мы не замечаем. Нет времени. И когда выносит в авангард премий ту или иную работу, она становится эталоном успеха. Её посмотрят. Значит, так надо снимать. А это не всегда так.

Вообще, в этом, можно сказать, наша и черта, и беда. Мы, с одной стороны, очень разобщены и не рады чужим удачам. С другой – сбиты в анклавы, чтобы уберечься, сохранить себя, чтобы работа была. Но дружба по расчёту приводит к тому, что ты в какой-то момент теряешь свой стержень и чувство реальности, потому что нужно всё время идти на компромисс. Константин Коровин про это очень точно написал в своей автобиографии. Замечательная книга. Кстати, она написана как режиссерский сценарий, с раскадровкой, особенно «детство».

Сериал «Про Веру» появился на волне популярности «50 оттенков серого», и даже завязка сюжета в нем чем-то похожа – это тоже своего рода интерпретация сказки про Золушку, пусть и здесь с очень реалистичным, уже вовсе не похожим на сказку развитием/финалом. Как вы думаете, почему, несмотря на развитие общества, нравов, гендерных ролей такие классические, отчасти сказочные сюжеты остаются популярными? И может ли современное общество изжить этот «комплекс Золушки» или «комплекс прекрасного принца»?

А зачем его изживать?

Сериал «Про Веру» на телеканале «Dомашний» 17 июня.