Александр Лыков: «Снимаю шляпу перед Шляппо»

13 сентября в 19:00 СТС начинает показ пятого, финального сезона сериала «Гранд» — комедийного проекта из вселенной «Кухни». В нем найдётся место звёздным камео, комедии, мелодраме, экшену и поездке на Мальдивы. С исполнителем одной из двух главных ролей — Льва Глебовича — Александром Лыковым удалось поговорить накануне всероссийской премьеры. Несмотря на повод, разговор получился очень серьезный, мы узнали как Александр Анатольевич уживается со своим персонажем, экстравагантным олигархом, но и как ощущает русский характер, что думает про конфликт с театральной средой, работу в кино, участие в реалити-шоу и даже о вождении самолетов.



В сериале «Гранд» ваш герой — олигарх и местами самодур с эксцентричными выходками. Образ получился собирательным?

Ну, прежде всего, это образы крупных финансовых фигур, с которыми я, может, лично и не был знаком… а кое с кем, может, и был. Образ получился из моего личного опыта, моего личного общения, подсматривания за тем, как, например, дают интервью эти люди, что о них пишут, чем они живут. Это естественная собирательная работа для актёра. Но и кроме всего прочего, Лев Глебыч — это некий отсыл к русскому духу. А дух этот — нечто уникальное. Мне хотелось, чтобы он присутствовал. Сценаристы, мне кажется, это поняли, и им уже не составляло сложности выписывать именно эти стороны.

Что вы понимаете под русским духом?

Русский человек обладает одним важным и уникальным свойством, которое, пожалуй, редко где ещё встретишь: он очень цельный. И, несмотря на то что его раздёргивают в разные стороны, у него изначально очень собранная внутренняя суть. На мой взгляд, это выглядит так: мы рождаемся с этой уникальной сутью собранности, теряем её за жизнь и потом всю жизнь стремимся к тому, чтобы к ней вернуться. Вот примерно то же самое и происходит со Львом Глебычем, как с человеком одарённым разными талантами и прежде всего организаторскими. А умение управлять людьми — это на самом деле уникальное явление. В конечном итоге, теряя всё постепенно, мой персонаж приходит к пониманию самого себя, что мне кажется одним из характернейших движений русского человека во времени и пространстве.

Вы часто подчёркиваете, что очень цените открытый ум и свободу. Вот сейчас, когда приходите в проект уже большой звездой, вам дают достаточно свободы на площадке? Вы можете, а главное — хотите импровизировать?

Импровизация необходима, чтобы прояснить какой-то смысл в сцене, в сюжете. Образно говоря, «протереть стекло от тумана». Когда это удачно получается, и зрители видят, как проявляется суть происходящего, тогда импровизацию уже можно делать приёмом в своём арсенале. Но и, естественно, для этого у артиста должно быть бесстрашие, близкое к абсолюту. Мне нравятся наши кавээнщики и ребята из юмора, потому что они обладают этим качеством. Это очень ценное умение. В случае с «Грандом» коллектив сценаристов во главе с удивительным человеком Виталием Шляппо импровизационно закладывают и прорабатывают шутку сначала без меня. А потом дают мне возможность эту собранную вещь органично предъявить зрителю.

Телезрители видят вас каждый день на СТС. А почему с театром не сложились крепкие отношения?

Как сказать… Театр — такое понятие, в котором я не вижу коллектива. Понятно, что есть труппа. Но театр как сложившийся коллектив не вижу. Я больше это рассматриваю в кино, когда коллектив меняется всё время, и на время съёмок — это коллектив единомышленников. Даже возьмём «Гранд». Мы почему так трогательно расставались после пятого сезона, — потому что у нас не было времени, чтобы возникли так называемые ползающие интриги, которые в труппе театра неизбежно существуют. Поселяются и ползают, и шипят, и кусают, и с этим ничего не поделаешь. Но ушёл я не поэтому, это как раз меня не очень пугало. Мои уходы касались каких-то моих профессиональных ощущений скорее.


А рассматриваете в будущем всё-таки возвращение на театральную сцену?

Я рассматриваю предложения, которые мне делают, и, надо сказать, очень известные в нашей стране люди и значимые режиссёры. Кончаловский, Жолдак, Бекмамбетов приглашали меня в театры и были уверены, что я соглашусь. И мне было так неловко отказываться, честно говоря. Я вот снялся у Бекмамбетова в картине «Девятаев» в маленькой роли, играл отца лётчика-предателя. Мне так кажется, что он и пригласил меня специально, чтобы потом сделать предложение. Потому что именно на этой съёмке он загадочно дал мне сценарий, понимая, что не откажусь уж точно. Тем более партнёрами моими должны были стать Костя Хабенский и Женя Миронов. Играть должны были в Театре Наций. Ну и я, честно говоря, был прямо на грани — готов был согласиться. Но я понимал, что театр — это уже совсем другая дисциплинарная организация, всегда надо быть при каком-то графике. Это никак не могло меня устроить. Пришлось отказаться. Тимур не поверил и даже, может быть, обиделся. Но я просил прощения как мог, потому что очень хорошо отношусь к нему, он здорово работает.

Вы же с ним работали и до «Девятаева»?

Да, у меня с ним уже второй кинопроект, один был большой — «День дурака». Но ничего не поделаешь… А закончил я в театре на Климовской драматургии. Клим (Клименко Владимир Алексеевич, российский театральный режиссёр, драматург, сценарист — прим.ред.) становится сейчас известным человеком в театральной Москве. И чтения какие-то по Климу идут, и книжку про него издали. Игорь Вдовин мне прислал монографию, написанную про Клима, и хочет, чтобы я ему рассказал про него. Потому что был период, когда я с ним очень плотно работал, и жил он у меня, и мы с ним ездили в Киев. Он действительно лучший театральный режиссёр, которого я знаю. Пожалуй, даже самый лучший современный режиссёр, который мне близок потому, что точно понимает, чего хочет от актёра. Клим меня очень сильно отстроил в своё время. И в кино были режиссёры, которые меня формировали. Алексей Юрьевич Герман… В основном это были режиссёры «Ленфильма». Возвращаться сейчас в театр — я не вижу пока веских оснований. И это тема вообще отдельного разговора. Это прямо лекционный материал получится о современном искусстве: что в нём происходит, и к чему оно стремится. Я, бывает, размышляю на эти темы с дочкой, которая, в свою очередь, читает лекции об искусстве кино сценаристам и режиссёрам.

Кроме кино и сериалов, вас телезрители видели также в рискованных телешоу. В 2003 году был «Последний герой». Не разочаровались в людях после этого проекта?

Вообще нисколько. Скорее всего я извлёк максимальные потрясающие уроки из этого приключения. Это был богатейший, бесценный опыт, который до сих пор со мной. Условия были жесточайшие, приближенные к боевым. Даже после окончания проекта мы долго, года два, не могли расстаться с некоторыми людьми, которые стали моими товарищами. У нас прямо было воинское братство. Выводы, которые я сделал тогда, до сих возвращаются ко мне. Я их рассматриваю и изучаю.

А потом вы даже тренировались летать на военных самолётах для другого телепроекта. Это правда?

Действительно, готовилось такое шоу. Летали мы, правда, на спортивных самолётах. Но справедливости ради надо сказать, что именно такие «ЯКи» и принимали участие в военных действиях. А зачем ввязался в это? Да просто мне это нравится.


То есть управлять самолётом умеете?

Я вам так скажу: выброситься из самолёта с парашютом я точно смогу. Вот за само управление не ручаюсь. Есть там очень сложная вещь, которая называется посадкой. Пожалуй, это самое сложное. Если можешь посадить самолёт, то всё нормально. Взлететь и лететь — это несложно. Сесть — всегда сложнее. Я видел, когда меня приглашали в кабину, а это бывало часто, как настоящие профессиональные лётчики собираются и концентрируются, когда садятся на полосу.

А если сейчас вам предложат подобную авантюру, снова согласитесь?

Возможно, да. Но сейчас у меня нет такого сильного желания что-то узнавать. Я направил эти переживания в другом направлении и в меньшей степени интересуюсь такого рода испытаниями. Да и времени не так много осталось, честно говоря, поэтому игры, как бы они ни были приближены к реальности, не так меня уже волнуют.

Знаю, что вы пишете рассказы. Когда мы увидим ваш литературный труд?

Мне всегда были интересна тема художника и войны. И афганская война очень мотивировала писать об этом. Ведь я служил в восьмидесятых, и раза три или четыре была очень большая вероятность попасть в Афган. Но, видимо, Бог уберёг… Но у меня есть друзья, которые попали. По их воспоминаниям у меня есть целая серия рассказов. Но эти переживания начались ещё, когда я на конкурсе Яхонтова читал стихи погибших поэтов и понимал степень и глубину того, что написано. Как писал выживший поэт Самойлов (Самойлов Давид Самуилович — советский поэт, переводчик — ред.) о своих погибших друзьях по литературному институту: «А их повыбило железом. И леса нет, и эха нету». Целое поколение одарённейших людей, поэтов погибло на войне. Пока мне достаточно того, что я написал, и даже не требуется публикации написанного. Это уже следующий шаг, связанный с технической стороной дела. А мне было важно сформулировать так, чтобы это было удовлетворительно для меня, и так, чтобы я услышал свой язык и вообще понял, есть ли он у меня. И поскольку я убедился, что есть, дальше вроде мотивация и пропала. К тому же это занятие требует одиночества. Только тогда внутри начинает тесниться то, что сохранилось, начинает выкорёживать тебя, и язык появляется. И ты так: «Опа! А что это было?!»

А сценарии пробовали писать?

Честно скажу, я всё время хотел написать сценарий, с этого и начинал. Но сценарий не получался, получались рассказы. Потому что сценарий — другая совсем конструкция, пока непонятная и сложная для меня. Но учусь! У того же Виталия Шляппо, например. Как говорится: снимаю шляпу перед Шляппо (Виталий Шляппо — сценарист, в том числе сериала «Гранд»). Молодчина он, конечно.

Многие за всю жизнь не могут ничего сформулировать. Разве не хочется опубликовать, чтобы весь мир увидел ваше литературное творчество?

Мне кажется, что вообще очень много сформулированного графоманского материала лежит и далеко не всё доходит до печати. И я тоже, наверное, ещё не готов быть услышанным. У меня ещё нет дерзновения — выходить со словом. Надо отдавать себе отчёт: а что тебя толкает это сделать? И когда я замечаю, что это чувство похожее на тщеславие, то это неправильный тягач. Он тянет в пропасть. Слава вообще наносит колоссальный ущерб по всем сферам ментального существования. И человек может не оправиться. Что и происходит на самом деле со многими артистами. Это очень опасная профессия. Чрезвычайно опасная и ведущая в гибель. Поэтому с этим лучше не шутить.

Финальный сезон сериала «Гранд» смотрите на СТС в 19:00 13 сентября.