Наверное, литовская картина «Час полнолуния» — одна из самых загадочных. Снятая режиссером Арунасом Жебрюнасом и оператором Йонасом Грицюсом, она погружает нас в атмосферу средневекового литовского замка, тяжелыми воротами и неприступными стенами отгороженного от мира, в котором свирепствует чума. Убранство княжеских покоев и мрак подземных коридоров, площадные мистерии и исступленные затворнические бдения, огонь и камень, камень и вода — все это, как и положено в картинах о средневековье, явлено на экране во всем своем многозначном великолепии. Чего, увы, никак не скажешь о смысле происходящих в фильме событий, в лучшем случае сводящихся к нехитрой аллегории про языческий источник, несущий обитателям замка если не спасение от смертельной угрозы, то надежду на спасение. И про мрачного иезуита, пытающегося похоронить вместе с источником поверие о его целительной силе — во имя торжества ортодоксальной идеи, занесенной сюда из Ватикана.
Возможно, эта аллегория, взятая отвлеченно от фильма в целом, как раз и была дорога его создателям. Возможно, в былые времена за ней кое-кто обязательно углядел бы кощунственные аллюзии. Но что делать с этой отвлеченностью сегодня?.. Если перед нами искусно закамуфлированная фига в кармане, то зачем понапрасну оттягивать карман? Если все-таки попытка облачить в форму притчи размышления об исторической судьбе своего народа — почему дальше романтической декоративности, которую разве что по недоразумению можно принять за национальную специфику, у создателей «Часа полнолуния» не пошло?
Вячеслав Шмыров
«Советский экран» № 6, 1989 год
3 комментария
обсуждение >>