Борис Нежданов (Санкт-Петербург) 21.11.2019 - 15:16:21
Фильм в своё время не особо заметно прошёл в прокате, и критика отмечала, что Жалакявичус как сценарист был здесь слабее, чем как режиссёр. В сценах воспоминаний Римши о временах гражданской войны уже угадывалась стилистика его будущего шедевра "Никто не хотел умирать". В современных сценах любопытно было увидеть совсем молодого Масюлиса. В фильме местами чувствуется стилистический разнобой, вплоть до вольного или невольного подражания "новой волне" и другим модным тогда кинематографическим школам. Кое-где ещё коммунистический пафос прямо зашкаливает. А лирическое начало фильма с проходом героя Бабкаускаса по улицам под мелодичную музыку кажется снятым в духе Якова Сегеля или Михаила Калика. Но сразу после "Хроники одного дня" Жалакявичус снял свой шедевр "Никто не хотел умирать". В "Хронике..." он ещё только нащупывал свой авторский стиль.
Фильм в целом весьма посредственный, хотя и с хорошей идеей - некое судебное разбирательство имеет для двоих продолжение в виде психологического поединка. На высоте здесь актер Бронюс Бабкаускас (хорошо, если сейчас его помнят), только из-за него можно досматривать до конца, Банионис - слишком схематично, не его роль (в посте №1 всё честно сказано - спасибо Александру Ахматову). Собственно В.Жалакявичус есть в сцене с комиссаром продотряда, чистый психологизм на грани, понравилось. Ну а после этого фильма был уже "Никто не хотел умирать"..
/Я по прежнему продолжал работать в театре, пока через четыре года Витаутас Жалакявичюс не пригласил сниматься в фильме "Хроника одного дня". Меня это удивило, я думал, что после "Адама" меня уже никто никогда не позовет работать в кино. Прямо скажу, моя кинематографическая судьба виделась мне весьма пессимистично. Казалось, что Жалакявичюс пригласил меня лишь потому, что он все так же симпатизировал Паневежисскому театру, и в первую очередь его руководителю Мильтинису - незаурядной личности - интеллектуалу, философу, человеку, отлично знающему основы театрального искусства. Жалакявичюсу, который сам был незаурядной личностью, это всегда нравилось. Они словно дополняли друг друга.
В "Хронике одного дня", как и в "Адаме", опять играли паневежцы. Бронюс Бабкаускас уже был настоящим киноактером, к тому времени он снялся в нескольких фильмах. В "Хронике" Жалакявичюс взял его на главную роль. Фамилия его героя была Римша. Альгимантас Масюлис играл Вянцкуса - контрперсонажа Римкуса. Римкус говорил, что в годы сталинизма наука в СССР уничтожалась, а все "стояли под деревом и смотрели, как убивают человека". Римша понимал, что надо заступиться. Вянцкус, герой Масюлиса, отвечал: "А что мне было делать? Шел дождь, я стоял под деревом, а там убивали человека". Имелось в виду науки, которые до недавнего времени считались буржуазными, - кибернетика, генетика.
Меня все это мало занимало. Жалакявичюс предложил мне роль, которую я опять плохо понимал. Это был лишь эпизод. Мой персонаж - Донатас. Он был показан не психологически, а внешне, к тому же симпатии не вызывал. Быть может, Жалакявичюс видел в нем некую метафору. Мне приходилось ходить по комнате среди кактусов, заглядывать между полок... И все это с сердитым выражением лица. Я внутренне не был готов к этой роли и сам чувствовал, что играю не так, как бы сыграл в театре на сцене. Репетиций не хватало. Нужно было делать что-то с ходу, а как? Мне это было не вполне понятно. Раздражало то, что приходилось создавать персонаж, который я понимал лишь теоретически, а потому все задания режиссера выполнял схематично. Что-то, конечно, делал, но сам чувствовал, что о творчестве нечего и говорить.
Партнерши у меня не было. В фильме снималась замечательная актриса Эльвира Жебертавичюте, работавшая не в нашем театре. Она была партнершей Масюлиса. Мне в этом фильме очень понравился Бабкаускас. Он был органичным, талантливым, на мой взгляд, самым талантливым из всех нас. Кто-то, возможно, скажет: "Ты, Банионис, не прав!" Может быть, но мне так показалось. Он Римшу сыграл хорошо, смог прочувствовать характер своего персонажа. Я, помню, смотрел на него и думал: "Как ему хорошо! Как бы я хотел так играть!"
Фильм вышел на экраны в 1963 году. Жалакявичюс как-то сказал мне: "Я не могу смотреть фильмы хороших режиссеров, так как начинаю им подражать". В то время во французском кинематографе появилась "новая волна", оказавшая влияние и на Жалакявичюса. Его в этом упрекали, как и в том, что он слишком смело критиковал тот период, когда в СССР "боролись" против "западных" наук. А Жалакявичюс хотел показать, что очень плохо было то, что никто не заступился за ученых, пытавшихся заниматься этими науками. Все стояли под деревом, потому что шел дождь... Боялись. Это был, наверное, наиболее глубокий фильм Жалакявичюса. Только зритель был не готов воспринять такого рода кино. Критика, к сожалению, тоже не имела достаточной подготовки. Честно говоря, и мне было странно, для чего нужен, скажем, эпизод, в котором новая "Волга" въезжает в колхозный сарай. Это как будто метафора, так модная в те годы "рефлексия мыслей".
Киновед Лаймонас Тапинас позднее писал о "Хронике одного дня": "Фильм появился на свет после долгих споров, конфликтов и компромиссов. Он явно родился преждевременно, опережая события, моды, способ мышления, что пришло в наше кино только через несколько лет. Ассоциативный монтаж, резкие, нервные переходы, переброски во времени, подчинение внутренней логике мысли, экспрессивные кадры - все это было ново и неожиданно".
Но я этот фильм расценивал как свою неудачу./ Из книги Донатаса Баниониса "Я с детства хотел играть". 2006.
отзывы
В "Хронике одного дня", как и в "Адаме", опять играли паневежцы. Бронюс Бабкаускас уже был настоящим киноактером, к тому времени он снялся в нескольких фильмах. В "Хронике" Жалакявичюс взял его на главную роль. Фамилия его героя была Римша. Альгимантас Масюлис играл Вянцкуса - контрперсонажа Римкуса. Римкус говорил, что в годы сталинизма наука в СССР уничтожалась, а все "стояли под деревом и смотрели, как убивают человека". Римша понимал, что надо заступиться. Вянцкус, герой Масюлиса, отвечал: "А что мне было делать? Шел дождь, я стоял под деревом, а там убивали человека". Имелось в виду науки, которые до недавнего времени считались буржуазными, - кибернетика, генетика.
Меня все это мало занимало. Жалакявичюс предложил мне роль, которую я опять плохо понимал. Это был лишь эпизод. Мой персонаж - Донатас. Он был показан не психологически, а внешне, к тому же симпатии не вызывал. Быть может, Жалакявичюс видел в нем некую метафору. Мне приходилось ходить по комнате среди кактусов, заглядывать между полок... И все это с сердитым выражением лица. Я внутренне не был готов к этой роли и сам чувствовал, что играю не так, как бы сыграл в театре на сцене. Репетиций не хватало. Нужно было делать что-то с ходу, а как? Мне это было не вполне понятно. Раздражало то, что приходилось создавать персонаж, который я понимал лишь теоретически, а потому все задания режиссера выполнял схематично. Что-то, конечно, делал, но сам чувствовал, что о творчестве нечего и говорить.
Партнерши у меня не было. В фильме снималась замечательная актриса Эльвира Жебертавичюте, работавшая не в нашем театре. Она была партнершей Масюлиса. Мне в этом фильме очень понравился Бабкаускас. Он был органичным, талантливым, на мой взгляд, самым талантливым из всех нас. Кто-то, возможно, скажет: "Ты, Банионис, не прав!" Может быть, но мне так показалось. Он Римшу сыграл хорошо, смог прочувствовать характер своего персонажа. Я, помню, смотрел на него и думал: "Как ему хорошо! Как бы я хотел так играть!"
Фильм вышел на экраны в 1963 году. Жалакявичюс как-то сказал мне: "Я не могу смотреть фильмы хороших режиссеров, так как начинаю им подражать". В то время во французском кинематографе появилась "новая волна", оказавшая влияние и на Жалакявичюса. Его в этом упрекали, как и в том, что он слишком смело критиковал тот период, когда в СССР "боролись" против "западных" наук. А Жалакявичюс хотел показать, что очень плохо было то, что никто не заступился за ученых, пытавшихся заниматься этими науками. Все стояли под деревом, потому что шел дождь... Боялись. Это был, наверное, наиболее глубокий фильм Жалакявичюса. Только зритель был не готов воспринять такого рода кино. Критика, к сожалению, тоже не имела достаточной подготовки. Честно говоря, и мне было странно, для чего нужен, скажем, эпизод, в котором новая "Волга" въезжает в колхозный сарай. Это как будто метафора, так модная в те годы "рефлексия мыслей".
Киновед Лаймонас Тапинас позднее писал о "Хронике одного дня": "Фильм появился на свет после долгих споров, конфликтов и компромиссов. Он явно родился преждевременно, опережая события, моды, способ мышления, что пришло в наше кино только через несколько лет. Ассоциативный монтаж, резкие, нервные переходы, переброски во времени, подчинение внутренней логике мысли, экспрессивные кадры - все это было ново и неожиданно".
Но я этот фильм расценивал как свою неудачу./ Из книги Донатаса Баниониса "Я с детства хотел играть". 2006.