В основе сюжета—события, происшедшие 3 июня 1944 года, когда фашистские каратели зверски уничтожили, стерли с лица земли Пирчюпис — одну из многих деревень, за трагедию которых фашистские преступники держали ответ на Нюрнбергском процессе.
— В Румшишкесе мы с оператором Донатасом Печурой нашли подходящую натурную площадку, где и постарались создать обобщенный образ старой литовской деревни, — рассказывает режиссер-постановщик Альмантас Грикявичус.— Здесь все подлинно: и этот хлев и вон та мельница. Нам пришлось соорудить только заборы, и они останутся в музее как часть экспозиции. Интерьеры были сняты в разных избах практически без дополнительных декораций и реквизита. Потом мы переехали в другую деревню, где шла работа над массовыми сценами. Там нас ждали декорации, которые в ходе съемок пришлось сжечь. Как видите, Пирчюписом стали в фильме самые разные места, а там. где находилась подлинная деревня, стоит теперь совсем новый поселок с тем же названием...
Сценарий Витаутаса Жалакявичуса построен как серия эпизодов, которые, подобно мозаике, составляют картину жизни Пирчюписа.
Главный герой картины—деревня, ее жители. Все здесь серьезно, все значительно: каждая минута, каждый миг рокового дня. Особым смыслом наполнены те сцены, которые, может быть, впрямую не связываются с трагической историей Пирчюписа. Например, такая: одной из героинь, Оне А. (Е. Соловей), приезжая портниха шьет платье, но неудачно. Как расстраивается Она, когда приходится распороть его! Это маленькая драма на фоне огромной трагедии. Девушка не знает еще того, что случится с ней всего через несколько часов... Или история Текле (И. Леонавичуте)—одной из немногих оставшихся в живых. Текле молода. Она встречается с юношей, который в нее влюблен (С. Баландис). Оба героя полны радости, предвкушения счастья, но им не суждено его испытать... Эти сцены очень показательны для всей стилистики нашего фильма. Таков принцип его построения: будничное, каждодневное должно быть наполнено эпической значимостью, ведь в отличие от жителей Пирчюписа зритель знает, чем кончится для них летний субботний день...
— Самой расправы в нашем фильме нет,— продолжает режиссер.—Мы не хотели показывать гибель, смерть в огне. Мы хотели показать прерванную жизнь. И через рассказ о судьбах героев подвести зрителя к осмыслению трагедии.
Двигатель драматургии этого фильма не интрига, не сюжет как таковой, но перенос времени. На экране прошлое и настоящее существуют одновременно. Трагический день Пирчюписа—это прошлое, и зритель его увидит. Допросы обвиняемых, показания свидетелей — это настоящее, и зритель его услышит. Те же люди, что будут говорить и действовать на экране «в прошлом», расскажут о событиях этого прошлого а настоящем. Многие будут вспоминать об этом дне с трудом, путаться, а то и просто лгать, ведь обвиняемые не помнят даже названия сожженной ими деревни.
Озвучивая «сцену в прошлом» фонограммой «диалога в настоящем», непросто было донести до зрителя и ясность кинорассказа и перекличку времен. Но именно это было крайне существенным для смысла картины.
...В Пирчюписе были сожжены 119 человек, и среди них старики, женщины, дети. Кровь и пепел Пирчюписа скорбно воспеты в стихах и поэмах. Никто не забыт, ничто не забыто.
«Советский экран» № 9, 1981 год
4 комментария
обсуждение >>