Кто бы мог подумать, что с бароном Мюнхгаузеном приключится эдакая перемена: из водевильного героя детской сказки он превратится в тонкого интеллектуала, парадоксального мыслителя, непризнанного философа, сыплющего остротами и афоризмами. По его же словам, он регулярно общается с величайшими умами человечества: с Шекспиром, Ньютоном, Джордано Бруно, то есть с людьми, жившими в разные века, – вживую, лично, как равный с равными. Древнегреческий драматург Софокл вручает ему свою пьесу с дарственной надписью: «Дорогому Мюнхгаузену от преданного Софокла на добрую память…» Вот бы одним глазком глянуть на сей папирус!
Враль и авантюрист Мюнхгаузен, которого мы знали раньше по сказкам Рудольфа Распе, такое нафантазировать не мог, и не из-за недостатка фантазии, а потому что свои небылицы адресовал аудитории массовой, которая любит внимать «ужастикам» про летающие на Луне головы, нежели листать труды заумных мудрецов. По отношению к Мюнхгаузену драматург Григорий Горин совершил «славную революцию»: вознёс прославленного героя на голову, а то и на две выше своих почитателей – и вокруг с детства знакомого персонажа образовался острый драматический конфликт: художник против общества.
Запутанные семейные обстоятельства нашего Мюнхгаузена, его пикировки с власть имущими вроде цепей на ногах свободолюбивого барона. Мюнхгаузен из фильма Марка Захарова – это волшебник из «Обыкновенного чуда» на полпути к молчащему и запертому в своём доме Свифту. Дом Мюнхгаузена ещё не тюрьма и не сумасшедший дом, но уже осажденная обществом крепость.
В отличие от книжного, у нашего Мюнхгаузена уже характер, а не маска. Он способен восхищать публику и разочаровывать близких. У него есть слабости, но слабаком его не назовёшь. Как человек творческий он – ярко выраженный эгоцентрик, на свой манер, временами бессердечный, но его эгоизм опирается на принципы:
«Я не хочу быть как все», - произносит он в первой серии половину своей жизненной формулы, надеясь остаться Мюнхгаузеном.
«…Придётся вернуть себя!» - добавляет он во второй серии, решив вернуться из мира обывателей и воскреснуть снова как Мюнхгаузен. Он идёт своим путём, он даже готов лететь на Луну каким-то малоправдоподобным способом, отвесив перед этим звонкую оплеуху равнодушной публике и своей полуобморочной любимой.
Он держится одинаково непринуждённо и на плацу перед пушкой и в собственной библиотеке, оборудованной под лабораторию. Надо сказать, что барон не просто опасный шутник, авантюрист и острослов, он ещё и изобретатель, которому готово покориться время. Песочным часам он время от времени подсыпает песок. А дополнительными выстрелами из пистоля подгоняет ход времени. Подобное наводит на мысль, что, помимо забавных механических и паровых штуковин, которые он держит в библиотеке на потеху гостям, где-то между книжными стеллажами притаилась машина времени. Разве не с её помощью он перемещается по историческим эпохам, навещая Софокла и Шекспира? «Путешествия барона Иеронима фон Мюнхгаузена во времени» – какой нерастраченный потенциал для сюжетов!
Телезрительницы, конечно, не могли не попасть под чары такого обаятельного возмутителя спокойствия, способного посреди дня плюнуть на условности и, не дожидаясь вечернего часа, забраться по верёвочной лестнице в башню к любимой. Но согласились бы они жить под одной крышей с ядерным реактором? С точки зрения одной человеческой жизни, энергия этого субъекта практически неиссякаема, но может и рвануть. Амбиции безграничны – подобно Фаусту он претендует на творческое бессмертие. Ещё в «Обыкновенном чуде» его предшественник с лицом того же Янковского гипнотически-печально предрекал, листая рукописи: «Спи любимая, я переживу тебя на века…»
Ни мягкие увещевания друзей и родственников, ни дружеские внушения от властей, сделанные не в меру расшалившемуся барону во время его вызова в Ганноверский «обком» на ковёр, не могут изменить творческую природу Мюнхгаузена. Сонно-бюрократическому обществу не под силу урезонить барона, перевести его энергию в мирное русло. Тут либо Мюнхгаузен, либо общество.
В следующем своём фильме Марк Захаров и драматург Григорий Горин моделируют ситуацию, при которой творец, подобный Мюнхгаузену, и общество, подобное ганноверскому, вынуждены сосуществовать. Творца зовут Джонатан Свифт, а общество зовётся Ирландия. Обе стороны зависимы друг от друга. Писатель Свифт взят под социальную опеку, а общество под надзором критически настроенного Свифта. Но это ещё не всё. Ирландия нуждается в Свифте как в авторитетном защитнике (на первый взгляд, безмолвном) перед британской короной. В то же время автор «Путешествия Гулливера» нуждается в обществе – в равных ему собеседниках и читателях. И писатель и его страна – узники друг друга и обстоятельств, которых они не в силах преодолеть (по крайней мере, пока).
Александр Седов
30 комментариев
обсуждение >>