Борьбе с отжившими догмами, освобождению человека от религиозных и нравственных предрассудков, сковывавших его на протяжении многих столетий, посвящена узбекская картина— «Одержимый».
Мы снова увидим здесь землю, охваченную огнем гражданской войны, мечети, в которых молитва вдруг переходит в яростный политический спор, женщину, скидывающую паранджу, жестоких фанатиков. Лента «Одержимый» тяготеет к философскому диспуту - на протяжении всей картины здесь идет спор между большевиком Максудом и молодым муллой Назыром. Максуд узнает в Назыре своего сына, отнятого у него много лет назад. Впрочем, эта неожиданная встреча не вызывает ни у Назыра, ни, пожалуй, у Максуда никаких особых эмоций: отец с сыном видятся лишь для того, чтобы спорить о религии, о смысле жизни. А вокруг двух этих фигур группируются остальные действующие лица, каждое из которых занимает свое определенное место в споре: жестокий басмач Рахманкул, шейх Аббас, дехкане, тянущиеся к новой жизни, решительная девушка Замира, полюбившая муллу.
Что ж, и эта несколько условная расстановка фигур и очевидная риторичность, пожалуй, вполне естественны и уместны в фильме-диспуте.
Тем не менее у нас есть серьезные претензии к картине. Ее авторы слишком увлечены голой формой, слишком стараются сделать все, как в «современном кино». Их фильм, в сущности, очень холодный и рассудочный, изобилует эмоциональными взрывами, вовсе не вытекающими из содержания, а создаваемыми искусственно. Как много в картине назойливых повторений, закадровых голосов, долгих проходов, когда старательно нагнетается напряжение! Действие, в сущности, почти не движется, места героев строго распределены, а камера неистовствует, мечется, ищет необыкновенные ракурсы, хочет быть остросовременной и оказывается где-то позади тех процессов, что характерны сегодня для современного кино.
Т.Хлоплянкина
«Советский экран» № 19, 1966 год
15 комментариев
обсуждение >>