«Сталин умер. Некого стало любить. И человек заболел. Раком. Нет, так нельзя. Все же «Канувшее время» — большой фильм, две серии. И такая панорамность, смена времен и мест: Москва, заграница, тридцатые, сороковые, пятидесятые... Архивная кинохроника, старые пластинки. Прекрасные стихи Слуцкого за кадром. Серо-черные колонны бредущих ЗК. Снова заграница — в красках. А какие актеры — Любшин, Евстигнеев,— они же не умеют плохо играть! И через весь фильм — музыка, тоже масштабная, симфоническая, эпохальная.
А роман что? Очень короткий. И — беззвучный. Это беззвучие, разреженный воздух, которым трудно дышать,— стиль Александра Бека: точный, ровный, без украшений. Абсолютное соответствие портрету, прорисованному до деталей не в ущерб цельности.
Но Любшин, какой он есть, и не мог воссоздать вот такого несгибаемо-железного Онисимова! Никто и не хотел, надо полагать, воспроизводить роман. Хотели сделать нечто новое, свое. Другое название. Другое звучание темы. И как можно меньше общего с первоосновой!
Вспоминаю необычную — «экономическую» — рецензию Гавриила Попова на эту книгу. Взгляд в суть и взгляд вширь. И при этом — правилам вопреки — постоянный прямой пересказ! Но ведь нет аргумента вернее...
Тоже не могу удержаться.
Итак, в книге:
ключевая сцена. Вызов к Сталину в 38-м, оттуда — либо в тюрьму, либо... Ток высочайшего напряжения. «Мышцы грудной клетки Онисимова окаменели, даже дыхание причиняло боль». Но — выдержка, четкие, компетентные ответы, полная мобилизованность. ..
В фильме:
неврастенический телефонный разговор, судорожные возгласы: «Да, т...рищ Сталин», «Нет. т...рищ Сталин».
Для чего же понадобился товарищу Сталину сей насмерть перепуганный?
В книге — для дела. И поворотный момент, с которого начался душевный разлад монолитного Онисимова, преданного не только Сталину, но и своему делу,— когда по воле первого пришлось действовать в ущерб второму. И пошел в гору изобретатель-недоучка Лесных, аналог незабвенного академика Лысенко.
Фанатик дела уступает фанатику веры — и все внутри одной неделимой личности. Именно отсюда — ростки неизлечимом болезни Онисимова. В книге, которая первоначально называлась «Сшибка».
В фильме на упоминание о Лесных герой небрежно машет: «Да ну его к черту!»
Ну и правильно. То есть логично. Дела-то как такового в фильме нет! Так, упомянуто конспективно... Оттого-то совсем нечего делать и Евстигнееву в роли академика Челышева, и он вяло пеняет Онисимову на фоне зарубежных красот, что тот, мол, женщин не любит. «Ваша жизнь скудна, игемон...»
А что тогда в фильме есть?
Да вот то и есть. Был человек. Любил Сталина, и не он один (долгие хроникальные кадры всенародной любви к вождю прилагаются). Сталин умер (хроника похорон прилагается). Некого стало любить (запись речи Хрущева прилагается). И человек заболел (и не он один, так же конспективно сообщает Челышев: у Лесных инфаркт, писатель — пулю в сердце). А что спасло самого Челышева — любовь к женщинам?.. «Канувшее время» — называется фильм. Время и, как в Лету, канувшие люди?
Вот еще одна актриса, не умеющая играть плохо, — Русланова. В начале — мечущаяся по квартире (звонок Сталина) жена героя. Не знает, чем помочь. В середине — партийка с поджатыми губами смотрит на вернувшегося из лагерей старого товарища. В конце — глуповатая суетная бабенка. Не слишком ли в лоб — такая эволюция? Роль составлена, склеена из трех фрагментов. Увы, как и вся картина.
В книге — сшибка. В фильме — извините, склейка. Механическое соединение, чередование планов. Сидишь, смотришь: хроника прошла... ретро было... заграница... сейчас пойдет колонна ЗК. И верно — идет. Зачем-то оглядываясь на камеру.
Хочется и мне присоединить сюда фрагмент, выпадающий по стилю из фильма. На экране Алексей Герман. В эпизодической роли того самого Лесных. Живые глаза, раскованность жестов и фраз, динамика, рисунок личности. Актерская ипостась режиссера, которому удавалось воссоздать достоверно ушедшее время, не повредить литературный источник, создать при этом свое. Глоток подлинности.
Ольга Блинова
«Советский экран» № 16, 1990 год
7 комментариев
обсуждение >>