Лицо молодой и прекрасной женщины, данное крупным планом.
Вопрошающая светлота глаз. Строгость рисунка губ, строгость простого убора. Линии, образующие женский портрет, чисты, некапризны, почти аскетически четки. Лицо той же женщины в старости. В нем восторжествовала суровость. Черты стали суше и резче. Но не тяжким опытом прожитого, не горьким всеведением, а чем-то обратным, противоположным—прежде всего несломленностью духа отмечено прекрасное старческое лицо.
Между этим «сегодня» и тем, в незапамятной дали скрытым «вчера» прошла целая жизнь. Прослеженная на протяжении многих десятилетий женская судьба, собственно, и становится главным содержанием фильма Ланы Гогоберидзе «День длиннее ночи». Безбоязненность перед правдой — все то, что не проповедовалось героиней, но жило в самой ее плоти и крови,— становится ведущим пафосом этой картины. Долгая, долгая жизнь. Обильная и счастьем, и горем, знавшая дни короткой любви и длинные годы, проведенные бок о бок с нелюбимым, когда сердце грозило ожесточиться. Но сердце продолжало биться живыми, сильными толчками, открывалось для новых привязанностей. К бедному городскому дурачку Мнате. К чужому ребенку, девочке Дареджан, ставшей приемной дочерью.
Первая молодость - быт и уклад были патриархально просты, а чувства младенчески ясны. Там, на зеленых косогорах юности, солнце всегда побеждало тень, солнечные лучи казались всепроникающими, они окрашивали травяные склоны в десятки оттенков зеленого цвета, цвета надежды. Там сыграли свадьбу Евы с пастухом Георгием. Но смутным предчувствием смерти и горя был проникнут свадебный пир. И вот на сухой осенней листве уже распростерлось тело убитого Георгия. Может, задрал его дикий кабан. А может, на безоружного путника поднял руку странный пришелец из города, который в день свадьбы, как черный коршун, кружил и кружил вокруг молодых.
Резким рывком переворачивается страница жизни. Ева стала женой Спиридона (Г. Парцхалава), того самого, что предвестьем несчастья явился на ее свадьбе. Пошла за отверженного из состраданья к его одинокой, мрачной неприкаянности. Резко меняются атмосфера, весь пластический строй, все фактуры фильма. Тот, кто выглядел романтическим коршуном, оказался птицей вполне домовитой. Однако не в рассказе об обреченном и горьком кружении человеческих сердец видят авторы свою задачу.
Политические потрясения и преобразования, происшедшие за это время, не могли остаться и не остались за рамками фильма. Революция и период нэпа; дискуссии о судьбе культурного наследия: эпоха коллективизации, допущенные здесь перегибы и борьба за их ликвидацию— все это найдет свое отражение на экране, будет персонифицировано в судьбах, поступках действующих лиц. И все это не дежурный фон, но активно воздействующая на людей и события живая среда.
Героиня не участвовала в спектаклях «синеблузников», не мечтала о рабфаковской скамье. На все это до поры она смотрела со стороны и отчужденно. В кипящую вокруг жизнь ее втолкнула беда.
Когда-то заигрывавший с революцией, Спиридон обнаружил сущность циника, карьериста и приспособленца. С этим Ева не смогла смириться. Может быть, потому, что и сама уже стала другой— более сильной, более храброй.
Словно загнанный зверь, скроется в ночи Спиридон, чтобы пустить себе пулю в лоб. А Ева навсегда останется в родной деревне, преобразованной и ее, в частности, усилиями в колхоз. Выйдет из той темницы, в которую заточило ее горе. Из затворницы превратится в воительницу.
Фильм неровен. Но, как и в длинной жизни главной его героини, доброго оказалось в итоге гораздо больше.
Т.Иванова
«Советский экран» № 23, 1984 год
(в сокращении)
обсуждение >>