Лента скорее походит на докудраму, чем на игровую картину. Такому восприятию истории способствует и чистый звук, записанный на площадке, за что надо отдать должное звукооператору, который сделал всё настолько качественно, что порой в студиях записывают хуже.
Картина отчасти – обманка. В ней много моментов, когда кажется, будто бы назревает конфликт, способный вылиться во что-то трагическое, но видимого конфликта так и нет. И, вообще, кажется, что в фильме почти ничего не происходит. Но почему-то возникает чувство беспокойства. И постепенно понимаешь, что происходит невидимый, внутренний конфликт героя с действительностью и даже с самим собой.
Арина Богдан
Этот фильм, снятый за рекордный срок – полтора месяца, во многом уникален. Его бюджет составил ничтожную по меркам российской кинематографии сумму. Актёрский состав – единый организм, труппа одного театра. Жанр обозначен как «шок-драма», потому что затронутая тема, действительно, невольно вызывает шок. Речь – о российской трансплантологии, законодательно закрепляющей порочный принцип презумпции согласия, что вынесено в титул картины. Это значит, что каждый человек, находясь на грани жизни и смерти, может послужить донором, если нет явного отказа потерпевшего или его родственников от трансплантации органов. И только врач решает: бороться за жизнь пострадавшего до последнего или нет. Вот эта то дилемма и становится основным «камнем преткновения» в отношениях двух врачей, которых играют Рамиль Азимов и Сергей Кирюшкин.{}
Актёры играют так, что в зрительном зале возникает ощущение некоего неудобства. Кажется, что подглядываешь за чужой жизнью. Вот эта реалистичность, вкупе с бьющей наотмашь проблематикой сюжета, и выделяет фильм «Презумпция согласия» на общем фоне искусственности и гламура, которыми грешит современный отечественный кинематограф.
Ольга Вишневская
обсуждение >>