Другое небо (2010)

“Другое небо»--первая художественная картина Дмитрия Мамулии, отличительная черта которого: наглая и в то же время равнодушная камера, бесстыдно разглядывающая невозмутимые лица актеров и общий налет документальности (как и положено в строгом европейском артхаусе, тут часто показывают разную правду жизни — настоящих бомжей или лесоповал в реальном времени).Понять же, о чем все-таки это кино, невозможно без пояснений режиссера, а сам Мамулия настаивает на том, что снимал не социальный фильм о гастарбайтере, а экзистенциальную картину. Для социального «Небо.....» действительно чересчур условно, в нем много нестыковок, нелепостей и абстракций (характерная деталь — в объявлениях о прибытии поездов на вокзале не произносятся названия населенных пунктов). Это стопроцентно фестивальное кино, снятое по цивилизованным европейским лекалам ( напомню псевдо-фестивальный «пролет” через Карловы Вары, Cтокгольм, Белград, Гонконг, , Иерусалим) и оперирующее понятными всем штампами вроде китайских борделей, строительных вагончиков и подпольных мастерских. И одновременно -- эта абстрактность совершенно не подходит к выбранному репортажному стилю «синема верите» — вторгаясь с камерой в пучину жизни, режиссер распугивает ее обитателей. Массовка стыдливо закрывает руками лица, и зритель немедленно понимает, что если это и репортаж, то о том, как французский магрибинец ходит по московскому дну, изображая не говорящего по-русски узбекского водителя с арабской фамилией. Постоянный крупный план усталой арабской головы несколько утомляет, и, чтобы развеять скуку, режиссеру даже приходится убить за кадром ребеночка. После такого хода желание смотреть этот прекрасно снятый (оператор именитый Алишер Хамиходжаев убаюкивает зрителя мягко и нежно) фильм совершенно пропадает: несложно выжать из публики слезу, трудно заставить ее сочувствовать. Герой так до конца и не выходит из кокона ступорной депрессии, смиренно принимая все удары столицы — санобработку дустом, милицейскую грубость, невкусную шаурму и трудности перевода (периодически он отказывается понимать по-русски).... Вся картина пишется короткими, почти бессвязными мазками. Зритель почему-то не должен знать всей подоплеки происходящего, зритель почему-то вообще не должен хорошо понимать героя. Как тому удается найти иголку в стоге сена? Откуда у гастарбайтера машина? Как он умудряется жить не в подвале московской многоэтажки, а в отдельной квартире? Мамулия не считает нужным объяснить это зрителю. Его режиссерская речь столь же отрывиста и скупа, сколь недемонстративен сам персонаж. Но я понимаю, что во многом это и режиссерский ход. Только в случае полного зрительского непонимания будет достигнута цель: показать непреодолимый культуральный разрыв между сегодняшним уродливым мегаполисом (западом) и непостижимой вещью в себе (востоком). Даже в финальной сцене, когда зритель ждет хотя бы пояснительных эмоций (слов уже не ждет), режиссер предпочитает очередной ничего не раскрывающий длинный кадр, которым говорит тому: ЭТОГО ТЕБЕ НЕ ПОНЯТЬ. Но ведь понимание - основа доверия. Казалось бы , главный герой никаким образом не ассоциируется с наблюдателем, но после продолжительного просмотра замечается, что его отсутствие в этом реальном мире и есть наблюдение, он как -будто не вовлекается в канву происходящего, он как-будто отстранен. Он не ведет долгих диалогов с другими героями, он практически весь фильм молчит, при этом он понимает чужой для него язык. Через какое-то время становится видно , что с героем происходит метаморфоза и он так же отстранено наблюдает за тем, что происходит на экране..Наблюдает незнакомый, говорящий на другом языке город, с его безразличием цветных огней . Пробирается через искушения сирен и бессловесность людей, заключённых в стеклянных клетках действительности, видит уже вместе со зрителем конец своего пути Но этот центрально- азиатский Одиссей остаётся совсем одинок и только телевизор вещает отрешённым голосом о смертоносности очередной болезни, не замечая другой более важной болезни — равнодушия и конца пути героя. Город оказался таким же пустым как и степь, но намного более злым и нетерпимым. Как машина для распиливания деревьев он пропускает сквозь себя и поглощает неотвратимо и безвозвратно. Даже завершающий кадр -- встреча с непонятно откуда появившейся женой предстает чем-то рутинным и начисто лишенным душевной теплоты, пожалуй даже сама эта теплота отсутствует в фильме.. только холодный каменный город и усталый герой... таким режиссер видит большой город мегаполис.... Этот фильм за 8 лет посмотрели всего 320 чел. на всю страну Россию. Видать и его показывали « только в поселках , в городах ни в одном кинотеатре проката так и не было.....

отвратительная и бесстыдная спекуляция режиссера. Сделано для фестивалей.

Кто понял - какой камень рассматривает жена Али в конце фильма?

Истоия не совсем типична.Сомневаюсь, чтобы жена у Али так просто уехала на заработки. Грустный фильм. Второй раз не буду смотреть. И в коллекцию не стоит. Честно говоря утомительно смотреть затылок героя крупным планом.