Для начала воздадим должное режиссерской смелости Юрия Борисова. В постмодернистскую эпоху он экранизирует вторую часть «Фауста» Гете, написанную последовательно романтически.
В конце XX века — времени распыления, деперсонификации Зла, следуя немецкому гению, выводит на свет Мефистофеля.
В разгар «метафизического бунта» в нашем кино заставляет зрителя встретиться с Абсолютом, то есть с Господом Богом.
И, наконец, презрев все кинематографические законы и не обращая внимания на печальные прецеденты (фильм «Пой песню, поэт» Сергея Урусевского, например), строит всю картину на последовательной декламации — Олег Борисов в роли гения Зла (а заодно по совместительству и его антипода) читает перевод Б. Пастернака прямо в кадре.{}
Стихи набегают друг на друга волна за волной, вы не успеваете не то что осмыслить, но даже понять их, возникают и проваливаются новые лица (остается в памяти лишь Император в выразительном исполнении Андрея Харитонова) — и при всем при том темп вязнет, поскольку динамика физического действия не подкреплена динамикой монтажного мышления.
Самое невероятное — гомосексуальная интерпретация темы «вечной женственности», а также публицистическая актуализация Гете, когда речь идет о всеобщей продажности и рыночной экономике. Упоминаются даже «депутаты», имевшиеся, как сказал режиссер, в одной из редакций перевода. Но звучит все это невероятно комично — как во времена ранней Таганки, когда торжествовала по крайней мере другая эстетика — брехтовская.
Разбирать такое кино практически невозможно, ибо оно, собственно, не предполагает кинематографа. Это заснятые на пленку режиссерские заготовки к черновым «прогонам» некоторых сцен. Снять вторую часть «Фауста» без лемуров, без Филемона и Бавкиды, вообще без «мгновенье, ты прекрасно — остановись!» — надо уметь. Все хаотически движется и при этом странно статично, как всегда бывает в декорациях.{}
Провал, однако, столь оглушительный, что уже привлек к себе внимание. Стоит начать сначала, с чистого листа, и поставить не «глобалку», а простенькую историю. С Олегом Борисовым, разумеется.
Андрей Шемякин
«Искусство кино», 1994 год, № 1 (стр.57)
обсуждение >>