Роскошный фильм , как и многие фильмы гениального А.Хичкока. Судя по его портретам , думаю он разделяет мою точку зрения по поводу своей гениальности. Сам же фильм можно смотреть много раз . Не могу не сравнить с другой версией 1997 года, которая тоже очень понравилась, но стоит только после этого фильма. Д.Ригг, в роли миссис Денверс понравилась гораздо больше, она показала максимум трагедию своей героини, а от ее появления в кадре и речи кровь стынет... Но здесь так много Ребекки, что мечтаешь ее увидеть хоть краешком глаза . Какой бы она могла быть , думаю это могла быть Ава Гарднер . И трудно поверить , что этот "бастион мог пасть ", но она не позволила , пусть и руками миссис Денверс, пользоваться тем , что она любила, а отдала только то, что ей было не нужно... А Максим... Он будет любить Ребекку до конца...
Обращение короля кино-саспенса к романам своей соотечественницы Дафны Дюморье, как раз в те поры лидирующим в ряду национальных и заоокеанских бестселлеров, - закономерно. Ее романы почти не требуют дополнительной сценарной обработки, чтобы превратиться на экране в первоклассные психологические триллеры - так тонко и умело эксплуатирует она в них присущие каждому страхи одиночества, неизвестности, безумия, бессилия, а также человеческие слабости, комплексы, неуверенность, чувства вины, ненужности, незащищенности; так ярко, современно, убедительно переосмысливает готические литературные традиции - усиливая сколько можно эффект необъяснимой, снедающей тревоги при полном отказе от сверхъестественного; так искусны обрисованные ею столкновения характеров - одновременно оригинальных и привычных, с безошибочно угадывающейся за их плечами родословной, уходящей, если достаточно долго разматывать клубок, в мифы и сказки.
Однако карты легли так, что первая попытка Хичкока подступиться к прозе Дюморье оказалась крайне неудачной. "Таверна "Ямайка"" - зловещая повесть о контрабандистах, заманивающих корабли на рифы, и снимавшаяся в Корнуолле, то есть там, где события и происходили - пала жертвой банального недостатка финансирования и сейчас практически никому не известна. "Ребекке" повезло не в пример больше - Хичкок сумел снять ее с голливудским размахом, на самой богатой в то время студии Селзника, картина была обласкана высшими наградами Американской Киноакадемии, ее сразу и надолго полюбили зрители (что само по себе многого стоит, поскольку выход фильма на экраны совпал с началом Второй Мировой). Но сам режиссер остался парадоксально недоволен этой своей (крайне удачной коммерчески) работой, не любил о ней вспоминать, говорил, что этот фильм - не его по духу. И верно, давление, испытанное им сначала со стороны продюссера, требовавшего максимального следования тексту Дюморье, а потом - со стороны Кодекса Кинематографистов, не позволяющего убийце остаться по фильму безнаказанным и потому настоявшего таки на изменении сюжета - ощутимо и негативно сказалось на фильме, лишив его некоего стержня, энергии что ли, которой через край и в романе, и в других работах Хичкока, не говоря уже о том, что модифицированная история без основного своего логического сцепления - сознания главными героями своей преступности - неизбежно рассыпалась в нем на отдельные эпизоды, что на пользу общему впечатлению, разумеется, не пошло.
Но начать следовало бы, наверное, с того, что "Ребекка" Дафны Дюморье определением "психологический триллер с элементами готики" отнюдь не исчерпывается. Это в первую очередь литературная игра, почти мистификация, в которой Дюморье переписывает с модернистских позиций опусы любимых ею сестер Бронте. В "Ребекку", как в кривое зеркало, смотрится "Джейн Эйр". При почти полном совпадении сюжета и внешнего антуража (скромная, невзрачная, затюканная в силу своего зависимого положения гувернантки или компаньонки инженю непонятным образом привлекает внимание светского богача, поселяется в его обширном старинном поместье, таящим гнетущие любимого роковые секреты, связанные с предыдущей женой, поддерживает его и помогает ему эти секреты изжить и преодолеть, после чего поместье-носитель секретов стирается с лица Земли очищающим огнем), взгляд современной, искушенной, лишенной иллюзий беллетристки направлен на происходящее под столь отличным от взгляда викторианской девы углом, что история в корне меняет свою проблематику. Тон задает уже тот факт, что Ребекка - это не имя рассказчицы, как у Бронте (его мы так и не узнаем), а имя ее умершей, но противящейся забвению предшественницы, чье незримое, но весомо чувствуемое присутствие пропитывает как атмосферу поместья, так и жизни всех персонажей в нем, крутит, манипулириет ими по своему усмотрению (какой контраст с живой, но выселенной на задворки, отчаянно и успешно скрываемой, безумной и бессильной Бертой Рочестер!).
Отдаю должное Хичкоку - это призрачное, физически ощущаемое присутствие Ребекки без визуального присутствия персонажа на экране передано им пусть и несколько лобовыми методами, но превосходно, объемно и умно, с оглядкой на все литературные антеседенты. Вездесущи монограммы Ребекки на белье, писчей бумаге, салфетках, все еще верна ей собака, по-собачьи же преданная, ревниво хранит память о ней ее горничная миссис Дэнверс (чья роль по сравнению с книгой раздулась до символа вездесущего проклятья, не в последнюю очередь благодаря прекрасной игре Джудит Андерсон) - и образ чисто умозрительный обретает у Хичкока экранные плоть и кровь, постепенно заслоняя собой живую женщину - главную героиню, вытесняя ее, заставляя ее чувствовать себя слабой, не отвечающей возложенным на нее требованиям, не выносящей сравнения, виноватой, незаконной захватчицей всего, что по праву сильного и красивого должно вечно принадлежать одной лишь блестящей Ребекке. Эти потерянность, неуверенность, неприкаянность Золушки в замке принца сразу после свадьбы сыграны молодой Джоан Фонтейн органично и весьма убедительно, да и режиссер делает все, от него зависящее, чтобы подчеркнуть сии архетипические параллели - вплоть до костюмных и кадровых решений, в которых миссис Дэнверс, черным силуэтом маячащая на фоне готических интерьеров злой мачехой контрастирует с юной бальной дебютанткой в кринолине, с рукавами-фонариками над тонкими руками - чистый Уолт Дисней...
Увы, но этим удачи Хичкока в передаче идей Дюморье и заканчиваются. Основной конфликт книги, состоящий в противостоянии Макса де Винтера и его жен, его борьбе с собственной виной перед обеими, жажде и боязни наказания, понимании того, что нет для него теперь ни прощения, ни любви, ни человеческих привязанностей - остается нераскрытым, отчего меркнет, теряет силу и достоверность и сам персонаж, который не спасает и играющий его Лоренс Оливье. В фильме этот невольный, но сознательный убийца, живущий со своим грехом, бегущий от него и не умеющий от него убежать, забыть, искупить - превращается в слабака, сопляка, трепещущего перед банальным разоблачением. Филигранно выстроенная интрига Дюморье, вдохнувшая новую жизнь в старую, как мир, историю о противостоянии чувства и долга, провисает, теряет остроту и интерес. Главная героиня, в романе ставшая сообщницей убийцы, испытавшая таким образом несколько счастливых минут торжества над Ребеккой, повзрослевшая, но и быстро наказанная вместе с любимым - по фильму так и остается невнятной инженю. Сгоревшее поместье воспринимается фильме как символ освобождения от зловещих призраков, гнетущих воспоминаний - в то время как в романе это событие связано с потерей героями дома, пристанища, родины, но не прошлого, которое все так же давит и гнетет - в снах, мыслях, несказанных словах. Финальное объятие Макса и его молодой жены в фильме выглядит как традицонанный хэппи-энд, тогда как в действительности оба внутренне разрушены произошедшим и доживают свои дни во второсортных гостиницах на континенте, едва разговаривая друг с другом. Красивое начало - и книги, и фильма - " прошлой ночью мне опять снилось, что я вернулась в Мэндерли" - к сожалению не находит у Хичкока достойного финала. За славу и успех всегда приходится платить...
отзывы
Однако карты легли так, что первая попытка Хичкока подступиться к прозе Дюморье оказалась крайне неудачной. "Таверна "Ямайка"" - зловещая повесть о контрабандистах, заманивающих корабли на рифы, и снимавшаяся в Корнуолле, то есть там, где события и происходили - пала жертвой банального недостатка финансирования и сейчас практически никому не известна. "Ребекке" повезло не в пример больше - Хичкок сумел снять ее с голливудским размахом, на самой богатой в то время студии Селзника, картина была обласкана высшими наградами Американской Киноакадемии, ее сразу и надолго полюбили зрители (что само по себе многого стоит, поскольку выход фильма на экраны совпал с началом Второй Мировой). Но сам режиссер остался парадоксально недоволен этой своей (крайне удачной коммерчески) работой, не любил о ней вспоминать, говорил, что этот фильм - не его по духу. И верно, давление, испытанное им сначала со стороны продюссера, требовавшего максимального следования тексту Дюморье, а потом - со стороны Кодекса Кинематографистов, не позволяющего убийце остаться по фильму безнаказанным и потому настоявшего таки на изменении сюжета - ощутимо и негативно сказалось на фильме, лишив его некоего стержня, энергии что ли, которой через край и в романе, и в других работах Хичкока, не говоря уже о том, что модифицированная история без основного своего логического сцепления - сознания главными героями своей преступности - неизбежно рассыпалась в нем на отдельные эпизоды, что на пользу общему впечатлению, разумеется, не пошло.
Но начать следовало бы, наверное, с того, что "Ребекка" Дафны Дюморье определением "психологический триллер с элементами готики" отнюдь не исчерпывается. Это в первую очередь литературная игра, почти мистификация, в которой Дюморье переписывает с модернистских позиций опусы любимых ею сестер Бронте. В "Ребекку", как в кривое зеркало, смотрится "Джейн Эйр". При почти полном совпадении сюжета и внешнего антуража (скромная, невзрачная, затюканная в силу своего зависимого положения гувернантки или компаньонки инженю непонятным образом привлекает внимание светского богача, поселяется в его обширном старинном поместье, таящим гнетущие любимого роковые секреты, связанные с предыдущей женой, поддерживает его и помогает ему эти секреты изжить и преодолеть, после чего поместье-носитель секретов стирается с лица Земли очищающим огнем), взгляд современной, искушенной, лишенной иллюзий беллетристки направлен на происходящее под столь отличным от взгляда викторианской девы углом, что история в корне меняет свою проблематику. Тон задает уже тот факт, что Ребекка - это не имя рассказчицы, как у Бронте (его мы так и не узнаем), а имя ее умершей, но противящейся забвению предшественницы, чье незримое, но весомо чувствуемое присутствие пропитывает как атмосферу поместья, так и жизни всех персонажей в нем, крутит, манипулириет ими по своему усмотрению (какой контраст с живой, но выселенной на задворки, отчаянно и успешно скрываемой, безумной и бессильной Бертой Рочестер!).
Отдаю должное Хичкоку - это призрачное, физически ощущаемое присутствие Ребекки без визуального присутствия персонажа на экране передано им пусть и несколько лобовыми методами, но превосходно, объемно и умно, с оглядкой на все литературные антеседенты. Вездесущи монограммы Ребекки на белье, писчей бумаге, салфетках, все еще верна ей собака, по-собачьи же преданная, ревниво хранит память о ней ее горничная миссис Дэнверс (чья роль по сравнению с книгой раздулась до символа вездесущего проклятья, не в последнюю очередь благодаря прекрасной игре Джудит Андерсон) - и образ чисто умозрительный обретает у Хичкока экранные плоть и кровь, постепенно заслоняя собой живую женщину - главную героиню, вытесняя ее, заставляя ее чувствовать себя слабой, не отвечающей возложенным на нее требованиям, не выносящей сравнения, виноватой, незаконной захватчицей всего, что по праву сильного и красивого должно вечно принадлежать одной лишь блестящей Ребекке. Эти потерянность, неуверенность, неприкаянность Золушки в замке принца сразу после свадьбы сыграны молодой Джоан Фонтейн органично и весьма убедительно, да и режиссер делает все, от него зависящее, чтобы подчеркнуть сии архетипические параллели - вплоть до костюмных и кадровых решений, в которых миссис Дэнверс, черным силуэтом маячащая на фоне готических интерьеров злой мачехой контрастирует с юной бальной дебютанткой в кринолине, с рукавами-фонариками над тонкими руками - чистый Уолт Дисней...
Увы, но этим удачи Хичкока в передаче идей Дюморье и заканчиваются. Основной конфликт книги, состоящий в противостоянии Макса де Винтера и его жен, его борьбе с собственной виной перед обеими, жажде и боязни наказания, понимании того, что нет для него теперь ни прощения, ни любви, ни человеческих привязанностей - остается нераскрытым, отчего меркнет, теряет силу и достоверность и сам персонаж, который не спасает и играющий его Лоренс Оливье. В фильме этот невольный, но сознательный убийца, живущий со своим грехом, бегущий от него и не умеющий от него убежать, забыть, искупить - превращается в слабака, сопляка, трепещущего перед банальным разоблачением. Филигранно выстроенная интрига Дюморье, вдохнувшая новую жизнь в старую, как мир, историю о противостоянии чувства и долга, провисает, теряет остроту и интерес. Главная героиня, в романе ставшая сообщницей убийцы, испытавшая таким образом несколько счастливых минут торжества над Ребеккой, повзрослевшая, но и быстро наказанная вместе с любимым - по фильму так и остается невнятной инженю. Сгоревшее поместье воспринимается фильме как символ освобождения от зловещих призраков, гнетущих воспоминаний - в то время как в романе это событие связано с потерей героями дома, пристанища, родины, но не прошлого, которое все так же давит и гнетет - в снах, мыслях, несказанных словах. Финальное объятие Макса и его молодой жены в фильме выглядит как традицонанный хэппи-энд, тогда как в действительности оба внутренне разрушены произошедшим и доживают свои дни во второсортных гостиницах на континенте, едва разговаривая друг с другом. Красивое начало - и книги, и фильма - " прошлой ночью мне опять снилось, что я вернулась в Мэндерли" - к сожалению не находит у Хичкока достойного финала. За славу и успех всегда приходится платить...