Уже не одно поколение читателей сочувствует нравственным страданиям славного парня и вместе с ним всерьез обсуждает, что же можно сделать, столкнувшись с дикостью, с варварством, если они покоятся на вековых традициях, на непоколебимой уверенности участников исторических мистерий, что так все оно и должно быть в подзвездном мире. Подобные контакты не раз происходили не где-то в далеком Космосе, а у нас, на Земле. Правда, мы до сих пор как-то чаще печалились о трагической участи американских индейцев, но ведь и в нашей стране многие народности шагнули в XX век даже не из феодализма — из родового строя. И, как сейчас выясняется, шаг этот дался, им тяжело.
Антон-Румата и другие исследователи предстают в книге братьев Стругацких как носители некоторого утопического идеала — благородного и светлого, но, увы, мало подходящего к жизненным реалиям. «Трудно быть богом»— это еще и роман о крахе оторванных от действительности доктрин. Ведь земные подвижники и максималисты, готовые на любые жертвы, во всех конкретных ситуациях оказываются беспомощными; даже на вопрос, зачем они находятся на планете, мы не получим четкого ответа. Они имеют, казалось бы, более прочную базу, чем те, кто пытался реализовать утопии на Земле. У Антона и его коллег за спиной уже осуществленный идеал, они знают, что он не только возможен, он уже есть. Но с перепрыгиванием исторических пропастей ничего не получается. Вот почему нет в книге розового финала.
Западногерманский режиссер Петер Фляйшман, упрямо преодолев бюрократические редуты, недавно закончил совместный (с СССР) двухсерийный фильм, сохранивший название романа Стругацких.
Трагедия романного Антона-Руматы — в том, что он загнал себя в духовный тупик, так и не сумев обратить святые гуманистические принципы, в которых воспитывался с детства.
В фильме П.Фляйшмана мы видим несколько иную исходную диспозицию. Да, народ Арканара забит, да, лишенные совести временщики творят с ним, что хотят. Да, образ «серого кардинала», фактического правителя Арканара дона Ребы, созданный А. Филиппенко, выходит за региональные и медиевистские рамки, приобретая зловещие черты тиранов всех времен и народов. По этой части принципиальных расхождений с книгой нет.
А вот что уже ново. Странно, но облик противостоящей стороны тоже не вызывает у нас восторга. Высокоразвитые и всемогущие земляне не только не знают, как помочь населению планеты, но, похоже, и не хотят этого знать. Перед их взорами расстилается огромный исследовательский полигон, на котором можно вести потрясающе интересные наблюдения. Разворачивается, например, на экране сражение — во всем своем ужасе, криках и крови — посмотрим же, кто кого победит. Конечно, наблюдатели — парни цивилизованные и требуют от своих информаторов неукоснительно блюсти библейскую заповедь «не убий»; точь-в-точь как нынешние ученые придерживаются строгих и добровольно взятых на себя правил: не причинять излишних страданий подопытным животным при вивисекции.
Эти холодные, внимательные зрители, кажется, совсем не испытывают боли, глядя на людские муки, они не хотят признавать, что и собственные их посланцы тоже не бездушные манекены. А вездесущие, фиксирующие каждый шаг экраны, перед которыми дежурит Анна, живо напоминают «телеэкраны» тотальной слежки из романа Дж.Оруэлла «1984». Наблюдатели присвоили себе право не выключать их даже тогда, когда информатор просит об этом; безнравственности своих действий они не ощущают.
Теперь не только между долгом и невозможностью его выполнить мечется дон Румата. К его переживаниям по поводу мук арканарского народа прибавляется и осознанное нежелание подчиняться догматическим установкам своих руководителей. Перед нами иной Румата, отдалившийся от образа русского рефлексирующего интеллигента и ведущий борьбу на два фронта. Его действиям не всегда хватает хладнокровия, порой он даже позволяет себе «опускаться» до уровня окружающих, но и непроизвольные его поступки выглядят куда человечнее и привлекательнее, чем «правильное» поведение исполнителей с рыбьими глазами.
Но где ж это видано-слыхано, чтобы имеющие власть взирали со снисхождением на ослушника-неформала? Поэтому они взрывают вертолет, который силой похищает Румата, чтобы, вопреки всем инструкциям, спасти от лютой казни главаря крестьянского восстания, поэтому они поражают парализующей «молнией» и самого Румату, когда он поднимает-таки бластер на Ребу. Эффектное явление «богов» народу на городской площади оставит, конечно, неизгладимый след в арканарском фольклоре и на фресках местных святилищ. Но сердца затронет именно снизошедший до людей Румата. Пусть их еще очень немного, всего несколько человек — оставшаяся в живых Кира, ученый Будах, маленький принц,— понявших из общения с ним, что есть, все-таки есть во Вселенной подлинно гуманная, гуманистическая мораль. (У нас она стала именоваться общечеловеческой, а как ее назвать, если речь идет не об одной планете?) Так что у фильма более счастливый или, если хотите, менее безнадежный конец, чем у романа...
Всеволод Ревич
"Советский экран" № 2, 1990 год
10 комментариев
обсуждение >>