«Атлантик-сити» начинается двумя попытками видеть. Буквально в первом же кадре нож разрезает лимон — молодая женщина выжимает сок из половинок лимона и натирается соком. Из окна другой квартиры, притаившись, смотрит на женщину человек, снятый со спины. Так входят в действие главные герои картины — Лу, опустившийся приживал богатой вдовы, и Салли, приехавшая из «медвежьего угла» в курортный, блистательный Алтантик-сити завоевывать мир. Почти сразу же за этой идет другая сцена: Дейв, бывший хиппи, пристально наблюдает за телефонной будкой; вошедший в нее человек тайком засовывает за панель обшивки пакетик с наркотиками. Через минуту пакетик становится добычей Дейва.
Благодаря взгляду, Дейв получает возможность украсть чужую тайну и чужие ценности. Это материальный, корыстный уровень утилизации взгляда. Режиссера не занимает подобный уровень — похититель вскоре выводится из действия, погибнув от рук облапошенных мафиози. На другом уровне — не материально-корыстном — Маль выстраивает сложный механизм взаимодействия между наблюдателем и наблюдаемой, между Лу и Салли.
Лу — ничтожен; он состоит в качестве камердинера и отставленного по возрасту любовника при даме, у которой сохранились кое-какие деньги от бурного, гангстерского прошлого ее покойного мужа. Лу получает несколько долларов в день на хозяйство, как кухарка, прирабатывая тем, что собирает ставки для тотализатора. В одной из первых сцен сносят дом, затем важные для сюжета сцены идут на фоне строящегося здания — на его лесах мафиози убивают Дейва; напряженный разговор Лу и Салли тоже происходит возле этих лесов; наконец, в заключительном кадре картины, опять какой-то дом превращен взрывом в развалины. Мир, в котором существует Лу,— подвижен: в нем постоянно что-то исчезает и что-то возникает. В подвижном мире из прежнего ничтожества возникает другой, новый Лу.
Случайно ему достаются деньги, вырученные за украденный Дейвом наркотик. Новоявленный богач тут же мчится в магазин покупать дорогой костюм и штиблеты, заказывает дорогие вина и обеды, усаживается за стол рулетки. Похождения Лу так и остались бы простенькой историей калифа на час, если бы не та, за которой он тайком наблюдает. Лу, конечно, влюблен в девушку — чисто платонически, если учесть его возраст. Быть влюбленным — пишет Сартр — «...значит, подставить себя под взгляд другого... значит, подвергнуться опасности быть увиденным» — естественно, не со стороны внешнего облика, а внутренней сути. Ради того, чтобы представить ее во всей привлекательности, влюбленный выступает в роли «чарующего объекта». Подобная роль предполагает совершение тех или иных действий, указывающих «на бесконечность моих «погашенных возможностей» именно для того, чтобы показать себя непревосходимым в том смысле, в каком непревосходима лишь бесконечность».
Познакомившись с девушкой, Лу выступает перед ней как богатый и рыцарственный кавалер, то есть обладатель бесконечного ряда и явных, и скрытых пока возможностей. Однако тут же терпит жестокое унижение — не может защитить Салли, бывшую жену Дейва, от нападок мафиози, разыскивающих наркотик. В динамике абсурдной реальности может случиться абсурдная вещь: при новой встрече с гангстерами в кармане Лу случайно оказывается револьвер, и оба мафиози падают под выстрелами новоиспеченного рыцаря, вступившегося за честь дамы. Перед девушкой он «выступает в качестве полноты бытия», как о том сказано у Сартра. По сути, Салли в фильме — не объект любовной интрижки: в наблюдателе под взглядом той, за кем он наблюдал, происходит глубокий переворот, совершается сартровский «экстаз», «выступание самости из себя». Потому Лу спокоен, увидев, что Салли похищает деньги,— они не нужны теперь тому, кто обрел полноту бытия.
В. Михалкович
«Искусство кино», 1990 год, № 7
обсуждение >>