Сидящий справа (1968)

Успех картины был не случаен — это произведение органически вписалось в контекст, проблематику, атмосферу фильмов, посвященных борьбе афро-азиатских народов.
Смелая гражданственность, ненависть к войне, к жестокости, насилию над людьми, с одной стороны, несколько меланхоличный интимизм, стремление к максимальной психологической углубленности — с другой... Фильм — сочетание, и притом весьма счастливое, этих двух сторон дарования режиссера Валерио Дзурлини.

Горьким юмором, если не злой насмешкой, звучат заключительные титры фильма, поясняющие, что персонажи и место действия фильма являются вымышленными. С первых же кадров зрителям ясно, что перед ними развертывается трагедия Патриса Лумумбы и его многострадальной родины, за свободу которой он отдал свою жизнь. Негритянский актер Вуди Строд с большой силой и простотой создает благородный и человечный образ Мориса Лалуби, который предпочел пытки и смерть измене своему народу.

Перед нами проходит целая портретная галерея европейцев-наемников — тупых палачей, утонченных садистов, профессиональных убийц, у которых нет пути назад и впереди лишь виселица.

Сожженные деревни, трупы мирных жителей, сцены ужасающих пыток и избиений, леденящие кровь крики жертв. Жестокий фильм? Да, до предела, такой, как действительность залитого кровью Конго тех страшных лет. Как сегодняшняя действительность той страны, где под пулями убийц падают не только негритянские, но и белые демократические лидеры, — не только Мартин Лютер Кинг, Малькольм X и руководители «Черных пантер», но и братья Кеннеди и студенты — борцы за гражданские права.

Да, сцены фильма, показывающие пытки, избиения, убийства натуралистичны, безмерно безжалостны. Нестерпимо трудно видеть воочию — даже на экране — то, о чем так часто мы куда более спокойно читаем на газетном листе, слышим по радио.

Сам материал фильма, сам его публицистический по своей сущности жанр киноаполога предполагает такую яростность. Ее предполагает сама идея фильма: не дать людям забыть о преступлениях убийц («Подумаешь, убить негритянского лидера, — говорит циничный политикан, вылитый Чомбе. — В Европе несколько дней пошумят газеты, устроят парочку демонстраций, а потом все забудут»). Когда под ударами новых фашистов вновь гибнут люди, черные и белые, вопрос о дозировке отходит на второй план. Автор фильма не в силах сдержать праведный гнев. Жестокость фильма Дзурлини — лишь естественная реакция, ответ на жестокость мира, в котором творит художник.

Бесчеловечности новых фашистов — наемников колониалистов — Дзурлини противопоставляет доброту, пусть безоружную, но активную и всепобеждающую, противопоставляет пробуждающееся сознание и протест. Оружие Лалуби — «неуязвимого сына судьбы» — проповедь социального и расового равенства и ненасилия, но он отказывается подписать призыв к своим соплеменникам прекратить вооруженную борьбу. Рядом с Лалуби — итальянец Оресте, его товарищ по заключению; этот мелкий жулик, эмигрант-неудачник, сменивший десятки профессий и повидавший тюрьмы всего мира, проникается состраданием к мукам негра. В его ожесточенном и одиноком сердце рождается впервые не только жалость и глубочайшее уважение к спокойному мужеству Лалуби, но и чувство человеческого достоинства и осознанный протест против их общих мучителей. «Проклятые, проклятые!» — кричит он им и, желая ободрить своего нового друга, говорит ему, когда того уводят на пытку: «Держись, негр. Не поддавайся этому дерьму!» Это солидарность тех, в чьих душах, несмотря на все мучения, сохраняется человеческое, и она превыше всего.

Во всем фильме отчетливо звучат евангельские мотивы. Трудно сказать, чем это больше обусловлено — позицией режиссера или самой историей создания этого фильма. Думается, и тем и другим.
Сперва фильм был замыслен как один из эпизодов в картине «Евангелие 1970 года», которую ставило несколько итальянских режиссеров. Дзурлини в своем эпизоде хотел рассказать евангельскую притчу о распятом Христе и добром разбойнике, перенеся этот аполог в наши дни. Но когда вместе со сценаристом, писателем Уго Пирро, он решил, что современным Христом в фильме будет мученик за идею, проповедник ненасилия Лумумба, а «добрым разбойником» — итальянец Оресте (говорят, среди сподвижников Лумумбы действительно был один итальянец), то его замыслу стало тесно в рамках эпизода, и эпизод вырос в самостоятельный фильм.