Лев Толстой (1984)

Eto Samyi Luchwiy Film ! Blagodaden akteru Сергей Герасимовy za to sto on smog - i Blagodaren SAmomu Ljwu Nikolaevichu Tolstomu - za to sto on Uveroval v Hrista ! i spas ego i menja ot ada!

Я сегодня как раз в пути. Всего доброго!

Если Вы любительница путешествий и в восторге от русской литературы, то предлагаю Вам замечательный маршрут, но не на север от Москвы по Золотому кольцу, куда в основном и ломятся туристы, а туристов я просто не переношу. Предлагаю Вам двинуться к югу от Москвы и не как турист, а как путешественник. А это две большие разницы. Итак, по Каширке в сторону Серебрянных Прудов. Здесь свернуть на Кимовск(Тульская обл.) Начало пути - излучина Дона, Епифанские шлюзы (помните Андрея Платонова), Епифань (удивительное место с прекрасными памятниками архитектуры), далее Куликово поле( здесь обязательно посетить село Монастырщина в месте впадения Непрядвы в Дон), далее село Грибоедово ( или Екатериновское) - здесь часто останавливался у своих друзей А.С. Грибоедов и написал одно из действий пьесы "Горе от ума" , музея здесь нет, но красивые места. Далее река Красивая Меча( она действительно красивая) и без остановок до пос. Лев Толстой, затем через Лебедянь в Елец - места связанные с именами Пришвина и Бунина. Насколько мне известно здесь нет музея ни того и не другого, но сам Елец - музей под открытым небом. Мценск, Спасское-Лутовиново ( вот Вам Тургенев Иван Сергеевич) и затем свернуть на Москву. Бежин Луг (Чернский район Тульской обл.) Ясная Поляна, после Тулы, рядом с Симферопольской магистралью Поленово (удивительный музей художника Поленова), здесь паромом можно преправиться в Тарусу, а это уже парнас московской художественной жизни и соответственно московские цены. Маршрут не захламлен туристами и пока не обуржуазился, за исключением Ясной Поляны и в какой-то степени Спасское-Лутовиново. И конечно нужно учитывать российские реалии, например в радиусе 30-40 км от Куликова Поля нет ни одного отеля и возможны проблемы с общепитом, но люди здесь сердеШные и добрые - продукты можно купить в деревнях. А на машине или автостопом - это уже как вам нравится. Счастливого пути и помните в пути, что Вы путешественник!.

Насчет рюкзака и прочее. Не удивишь... А насчет 10 октября весьма кстати.

Думаю, что Вы будете разочарованы. Там кроме вокзала, домика начальника станции, в котором и умер Толстой (Музей Толстого), и старого паровоза, времен Толстого , больше нет никаких достопримечательностей. И еще там есть непроходимое болото, но это для любителей путшествий с рюкзаком по просторам России. В фильме подробно рассказывается, при каких обстоятельствах Толстой оказался в тех местах. Ну, а писал он в основном в Ясной Поляне. Бывали там? На электричке с Курского вкз около трех часов езды, а на автомобиле совсем ничего. Если я не ошибаюсь, Толстой умер 10 октября (или..?). В эти дни музей проводит интересные мероприятия. Стоит съездить

Придется ехать. Но сначала посмотреть и изучить фильм. А очень сильное произведение Льва Толстого, на мой вкус, и скорее всего оно написано именно в этих краях, в городе так не напишешь, это "Семейное счастье". Его надо читать каждые 8-10 лет. Все разное.

В городе Лебедянь имеется своя станция. А ст. Лев Толстой и соответственно поселок находится примерно в 30 км восточнее от Лебедяни ( в сторону Троекурова).Власти обещают к 100 летию со дня смерти Толстого вернуть станции старое название Астапово.
А в Лебедяни наверное сейчас яблоки собирают. Очень вкусные яблоки там.

Как всегда после постов Кинолюбителя возникает желание путешествовать. Я люблю такие места в России и была в городе Лебедянь. А вот до вокзала не добралась. А что говорить о творчестве Герасимова, то только этот фильм не смотрела, хотя читала о нем много.

Замечательный фильм. Поставил бы его Герасимов раньше, например в 70-х, то тогда это было бы событие. Но в середине 80-х, когда был такой огромный поток информации, фильм "Лев Толстой" прошел без особого внимания критики и зрителей. Пересмотрел недавно. Редкая в наше время возможность увидеть яркий фильм, сделанный с любовью к Толстому , а не проекта ради.
Основные события разворачиваются на станции Астапово, где прошли последние семь дней писателя. Теперь эта станция называется Лев Толстой (Липецкая область, недалеко от городка с красивым названием Лебедянь) Сохранился старый вокзал в окружении старинных фонарных столбов. Здесь же рядом и дом начальника станции, где скончался писатель. Теперь это музей Толстого.

Фильм великолепный. Сергей Апполинарьевич Герасимов был в гриме поразительно похож на Великого писателя России. Сыграно мастерски. А глядя на Тамару Макарову (Софья Андреевна Толстая), невольно думаешь о том, что такой и была жена Толстого при жизни: ревновав своего мужа ко всему и всем, она сделалась истеричной натурой, и в то же время она страстно любила свою семью. Ведь на ее плечах были все заботы по дому. Огромная семья, хозяйские нужды, забота о детях и муже. Когда я читала дневники Софьи Андреевны, мне было жалко и Льва Николаевича, и Софью Андреевну. Особенно Софья Андреевна стала страдать после смерти совего младшго и любимого сына Ванечки (188891895), умершего в семилетнем возрасте от молниеносной скарлатины. Он был любимцем всей семьи. Лев Николаевич полюбил его, как младшего ребенка, со всей силой родительской, старческой привязанности. Он смотрел на Ванечку как на своего духовного наследника и мечтвл о том, чтобы воспитать его по-своему, в принципах христианской любви и добра.
Письмо Софьи Андреевны своей сестре Татьяне Андреевной Кузьминской о смерти Ванечки. Невозможно читать его без слез.
«Вот, Таня, пережила же я Ванечку ‹...›. Утром, первое пробуждение после короткого мучительного сна — ужасно! Я вскрикиваю от ужаса, начинаю звать Ванечку, хочу его схватить, слышать, целовать, — и это бессилие перед пустотой, это ад! Неслышно никого и ничего в доме теперь. Это могильная тишина. Саша замерла в своем уголке и большими тоскливыми глазами смотрит на меня и плачет. Девочки свою потребность материнской любви всю перенесли на Ванечку, который бесконечно любил и ласкал всякого, и на всех у него хватало нежности, а теперь и для них исчез.
Левочка согнулся совсем, постарел, ходит грустный с светлыми глазами, и видно, что и для него потух последний луч светлый его старости. На третий день смерти Ванечки он сидел, рыдал и говорил: „В первый раз в жизни я чувствую безвыходность“. Как больно было смотреть на него, просто ужас! Сломило и его это горе. Съехались и сыновья. Илья прилетел в тот же день и очень согрел своим сочувствием, слезами и добротой. Сережа приехал в день похорон и теперь с нами. Бедный Лева только, к счастью, не был тут все время. Он живет в санаторной колонии доктора Ограновича, в трех часах езды от Москвы. Это бог его отвел вовремя от этого горя ‹...›
Левочка говорил, что он часто, глядя на то, как поправляется Ванечка, захлебывался от счастья ‹...›
Во вторник ‹...› вечером, 21 февраля Маша им читала вслух переделанный Верой Толстой рассказ Диккенса „Большие ожидания“, но под заглавием „Дочь каторжника“. Когда Ванечка пришел со мной прощаться, я спросила о чтении. Он ужасно грустно глядел и говорит:
— Не говори, мама, так все грустно, ужас! Эстелла вышла замуж не за Пипа!
Я его хотела развеселить, но вижу лицо у него ужасное. Я повела его вниз, он зевает и говорит со слезами:
— Ах, мама, опять она, она! (он говорил про лихорадку) ‹...›
Я положила градусник — 38 и 5 ‹...› Ночью он очень горел, но спал, утром послали за доктором, он сейчас же сказал, что это скарлатина. Уже жар был больше 40o. С этим вместе начались боли ‹...›. Ночью, в три часа, он опомнился, посмотрел на меня и говорит:
— Извини, милая мама, что тебя разбудили.
Я говорю:
— Я выспалась, милый, мы по очереди сидим.
— А теперь чей будет черед, Танин?
— Нет, Машин, — я говорю.
— Позови Машу, иди спать.
И начал меня целовать так крепко, крепко, нежно: вытягивал свои сухие губки и прижимался ко мне. Я спросила:
— Что болит?
Он говорит:
— Ничего не болит.
— Что же, тоска?
— Да, тоска.
После этого он уже почти не приходил в сознание. Весь день среду он горел, изредка стонал. Сыпь с утра скрылась. Его обертывали в простыню, намоченную в горчичную холодную воду, потом сажали в теплую ванну — ничего не помогло. Он все тише и тише дышал, стали холодеть ножки и ручки, потом он открыл глазки и затих ‹...› При нем были: Маша, Машенька (сестра Левочки), она все молилась и крестила его, няня и больше никого. Таня все убегала. Я сидела в другой комнате с Левочкой, и мы замерли в диком отчаянии.
Прислали столько венков, цветов, букетов, что вся комната была, как сад. О заразе никто не думал. Все мы страстно примкнули и к друг другу, и к любви нашей к покойному Ванечке, все не расставались. Машенька жила у нас и разделяла с нами наше горе так хорошо и душевно.
На третий день, 25-го, его отпели, заколотили и поставили на наши большие четырехместные сани. Гробик и сани были завалены венками и цветами. Сели мы с Левочкой друг против друга и тихо двинулись
На кладбище поехало очень много народу. Было тихо и тепло. Левочка дорогой вспоминал, как он, любя меня, ходил по этой дороге в Покровское, умилялся, плакал и очень ласкал меня словами и воспоминаниями ‹...› С саней опять нес гробик Левочка с сыновьями. Все плакали, глядя на старого, убитого горем отца. Да, подумай, Таня, естественно ли нам, седым, хоронить всю самую светлую нашу будущность в этом ребенке?
Как его опускали в яму, как засыпали землей — ничего не помню. Я вдруг куда-то пропала, смутно видела грудь Левочки, к которой он меня прижал, кто-то мне загораживал яму, кто-то держал меня. Потом я узнала, что это был Илюша. Он рыдал ужасно. Я же не пролила ни одной слезинки, не издала ни одного звука.
Опомнилась я, уже когда мы отъехали от могилки, при виде няни, которая из других саней раздавала большой толпе детей ‹...› калачики и большое количество мятных пряников ‹...›
Левочка, плача, мне говорил: „А я-то мечтал, что Ванечка будет продолжать после меня дело божье! “ ‹...› Смотреть на скорбь его еще ужаснее, чем самой скорбеть ‹...› Мы до того сжились с ним, что вечером он меня отпустить не мог сразу. Помолюсь с ним богу, я его, а он меня перекрестит, потом скажет: „Поцелуй меня покрепче, положи головку свою около моей, подыши мне на грудку, чтоб я заснул с твоим дыханием“. Когда он заболевал, он говорил: «Вот это воля божья, что я опять заболел! “.