Транзит (2018)

Я не знаю кто сочинил подобную чушь – сама писательница Анна Зегерс или сценарист с режиссёров нафантазировали?
Но вы только посмотрите:
Георг с таким трудом достаёт визу, ведь он спасается от смерти. Да, виза ему досталась несколько нечестным путём. Хотя, я бы даже не стал применять тут слово «нечестный». Он ехал в поезде, его попутчик умер, его бумаги перешли к Георгу. Георг исправил паспорт (взял паспорт писателя) но он же спасал жизнь, но не это главное. Ведь мы знаем, что уловки против фашистской нечисти не считаются противозаконными?
А тут шальная баба бегает по городу, ищет мужа. И Георг в эту бабу прям с первого взгляда влюбляется. Ну что за хрень такая?
Дальше – больше. Мы узнаём, что баба прыгнула (в постель?), ах нет, сначала в машину к доктору и укатила. Ладно пока мы бабу оправдываем, ведь она якобы бежала от немцев. Хотя, что грозило этой бабе? Ладно, «бежала», так «бежала». Но вот зачем она опять ищет мужа, бегает вся употевшая по городу? Любовь снова взыграла и помидоры завявшие расцвели? Да ни черта подобного! Просто у мужа все документы, а смотаться без них она не может! Муж не нужен, нужны бумажки!
И, Георг, зная это, один чёрт влюбляется в эту скверную бабу.
Дальнейшая свистопляска вообще безумие под названием «кто кому свою визу впихнёт» и «кто приложит все силы чтоб остаться, а других отправить».
Да, ещё там этот пацан Дрисс, нервическое психопатическое существо. Добрый дядя пару раз поиграл с ним в футбол, подарил мячик, и этот маленький психопат уже истерит вовсю, когда узнаёт, что дяде надо уехать. Да вы там что, с глузду съехали?

Преломление времени, используемое режиссёром настраивает на соприкосновение с тайной, свидетелем которой зрителю предстоит стать. Франция. Наши дни. И вдруг приближающая германская оккупация. Что это? Фэнтези? Нет. Наложение исторических пластов друг на друга. Вчера и сегодня в созвучии. Разве такое возможно? Да. Почему бы этому не быть?

Пытаясь понять направление авторской мысли происходит погружение в детективный сюжет. Самоубийство. Оставленная в память о себе рукопись, несколько писем. Что здесь такое? Почему? Ещё не поняв до конца первой мысли режиссёра, не осознав её в полной мере нам выдают очередную порцию загадок. Где сведение счётов с жизнью то ли несогласием, то ли отчаянностью положения. А может быть усталостью от бренности существования? И в след за этим, без какой-либо раскачки, эмоциональный взрыв поступком резкости. Где побег из сжимающегося кольца, единственная возможность свободно дышать, оставаясь собой. Вырваться любой ценой из города. Покинуть ставшее невыносимым место обитания. Уцелеть в мясорубке разверзнувшейся пропасти. Две жизни как две судьбы. Один, выгорел изнутри и прекратил всяческие судороги. Другой, цепляется за любую соломинку в надежде уцелеть. Первый звонок.

Однако вырваться ещё не значит спастись и уцелеть. Как снежная лавина преследует Георга репрессивная машина. Вот-вот поглотит. Вот-вот раздавит. Спасение приходит совершенно неожиданно. Чужое лицо индульгенцией от сжимающейся на шеи петли. Ты уже не ты. Ты — он. Ты — ставший им. Другим. И жизнь приобретает совершенно иную окраску. Легка поступь. Напряжение таящегося зверя постепенно уходит. Беззаботность в череде буден, ожиданием парохода. Мальчик, проявленной заботой отца. Полное растворение в ИНОМ человеке. В умершем, покинувшем наш мир. Вот так вот! Второй звонок.

Удивительно, что с обретением себя в новом «качестве», Георг совершенно растворяется в призраке. Сливается с Вайделем. Мы не слышим ни одного отзвука в своё собственное прошлое этого молодого человека. Ведь было же оно у него. Отец, мать не волнуют его. Где его память? А любимая женщина? Была она у него когда то? Нет? Ни одного воспоминания. Ни одной тёплой мысли. Братья, сёстры, друзья… За спиной словно выжженная пустыня. Ничего. Не единой поросли. А ведь нам свойственно по своей природе обращаться к самому близкому и дорогому, тому, что волновало, заботило, неотъемлемой частью нас было все годы существования. От рождения. Где же оно у Георга? Третий звонок.

Таинственная Мари проявленностью вдруг… И здесь масса размышлений уготована.

Очень неоднозначная лента на суд эстетствующей публики. Сложная и одновременно простая картина. Несколько тягучая, угловатая, немецким духом, пропитанная.

Несколько аспектов создали мне помеху при просмотре. Хотя почему помеху? Может быть наоборот, расширили границы, дополнили красками впечатление? Первый — это внешнее сходство главного персонажа Георга (актёр Франц Роговский) с персонажем «Гладиатора»(2000г.) императором Коммодом (актёр Хоакин Феникс). Один отражением другого. Почти близнецы. И каждый кадр в декорациях современной эпохи отзвуком-отсылом во времена Римской империи. Проявленным человеком в нашем мире. Оттуда, из старины веков вышедшим. Странные ассоциации. Странные вдвойне при весьма необычном сюжете «Транзита». Более полутора часов моя психика балансировала в двух временных пластах. И двадцать веков стёршимися гранями в разрыве.

Второй аспект — состояние дежавю, вдруг окутавшее. Словно был уже когда-то при подобном розыгрыше партии. И сюжет не нов. И последовательность ходов-шагов, угадывается. Чужое лицо — чужая биография — жизнь взаймы. Улыбка мироздания или шанс всё изменить? Убежать от себя, под иную личину подстроясь. Наново писать историю. Свою. В тридцать или в сорок лет став кем-то иным. Да-да-да, что-то такое было… В 1975 году Микеланджело Антониони выдал миру потрясающий сюжет о журналисте Дэвиде Локке. «Профессия: репортёр» — африканская глушь, смерть случайного знакомого в номере отеля и переклеенная фотография в паспорте путёвкой в иную реальность. Чужую. До сих пор в памяти это липкое состояние жары пустыни с каплями пока на теле Джека Николсона и вентилятор бестолково гоняющий горячий воздух. Какая-то мистическая жаровня, один из адских смертных коридоров надвигающейся смерти… Бег, ставший от самого себя побегом. Пиршество режиссёрской мысли. Живая классика. Фильм, ни раз пересмотренный. Волнующий и сейчас.

В «Транзите» преобладает германская холодность. Хотя Мари перекличкой с супругой Локка ищущей своего мужа. И её появление очистительным источником понимания итальянского и немецкого почерков. Сопоставление по памяти виденного ранее с разыгрываемым действием сейчас, придало дополнительный импульс просмотру. Встреча с прошлым? Да, определённо дежавю, приоткрывшейся дверью.

Кино как размышление над судьбами Европы. «Тогда» и сейчас. Роман Анны Зегерс в преломлении эпох.