«Мектуб» в переводе с арабского значит «судьба». Или что-то похожее: если бы перевод был точным, Абделлатиф Кешиш, наверное, не стал бы называть свой фильм этим экзотичным для европейца словом. Некоторые образы, мысли и чувства непереводимы. Недаром в середине трехчасовой картины Кешиша ее герои битых минут десять спорят о том, как переводится на арабский фраза «Я тебя люблю».
«Мектуб» — фильм потрясающей и бескомпромиссной свободы, которую его персонажи разделяют с авторами. Они презирают жанр и сюжет. Знать не хотят о завязках и кульминациях. Чихать хотели на систему персонажей, в которой якобы должны быть главные и второстепенные. Вместо этого Кешиш и его команда наслаждаются быстротечным моментом прошлого, которое благодаря фильму вновь становится настоящим, во всех смыслах. Минут пятнадцать нам показывают знакомство двух девушек, заезжих студенток из Ниццы, с семьей Амина и Тони; они договариваются поужинать, но будто забывают об этом и отправляются в ближайший бар танцевать и выпивать.
Меланхоличный Амин, будто двойник витального Тони, с первой сцены фильма только наблюдает, но почти ни в чем не участвует: то ли стесняется, то ли чурается развязных девиц, то ли не уверен в своих чувствах по отношению к ним. В этом он как две капли воды похож на мнительного и чувствительного Марселя, издалека наблюдающего за стайкой «девушек в цвету». Только там, где у Пруста были Альбертина, Андре, Розмонда и Жизель, у Кешиша — Офели, Селин, Шарлотт и Камелия. Также есть русская Анастасия, на экране не показанная, и еще одна русская девушка, показанная, но безымянная.
В остальном все то же самое: молодой человек впитывает окружающий мир в надежде создать когда-нибудь свой собственный. Оба произведения, книга Пруста и фильм Кешиша, — о чуде рождения творчества.
Антон Долин
5 комментариев
обсуждение >>