Петр Вельяминов: «Поводов арестовать меня не было никаких…»

Петр Вельяминов, потомок древнего аристократического рода прошел лагеря и там стал актером, а первой ролью в большом кино стала роль сельского коммуниста. По иронии судьбы, актер, осужденный за антисоветскую деятельность, вошел в историю как самый обаятельный большевик отечественного кино.
Шестнадцатилетнего Петра Вельяминова арестовали 31 марта 1943 года, когда часы на московской Манежной площади показывали без двенадцати двенадцать…

Из интервью Петра Вельяминова:
«Арестовали меня 31 марта 1943 года. На Манежной площади. Подошли двое и забрали. Среди бела дня. И привезли на Лубянку. Я шел по «особо важным», и, судя по постановлению Особого совещания, у меня был очень неприятный букет статей, который и определил все дело, которое, как мне сказали потом следователи, реабилитировавшие меня, было сильно раздуто. Главная статья у меня была «измена Родине», которая звучала как «соучастие в деятельности антисоветской организации «Возрождение России». Вроде эти люди печатали листовки, а я как будто был боевиком. Вспоминаю, как меня привезли на Лубянку. В кабинете сидело человек пять в штатском. Я был молодой и неопытный... Наверное, можно было играть под дурачка и расплакаться... Но так как меня воспитывали без страха во всем, я держал себя независимо. Я тут же сказал, что вместо того, чтобы судить одного виновного, они хотят осудить сто невинных... Они сказали, что я из молодых да ранних, что со мной «все ясно».
Поводов арестовать меня не было никаких, кроме, может быть, одного. Я ухаживал за девушкой. Она была на год старше меня, но война сблизила нас. Ее отец был доцентом московского Архитектурного института - известный в своих кругах человек, увлекающийся искусством, у него было прекрасное собрание книг и картин. Я часто бывал в их квартире, где всегда было много людей - коллег, гостей... Вскоре хозяина дома и других преподавателей института арестовали. Кто-то из них, как я понял, не сдал радиоприемник (приемники полагалось сдать) и слушал «заграницу», немецкое радио на русском языке, и естественно, они обменивались мнениями. Восторгов по поводу первых месяцев войны ни у кого не было - я вспоминаю московскую панику 15-16 октября 1941 года. Это были, может быть, и не пораженческие разговоры, но, так или иначе, ваше «вссслышащее ухо» их услышало...
В сентябре 1943 года меня перевели в Бутырку, там был более свободный режим. Все это производило впечатление полубани-полувокзала. Нас вызывали по фамилиям, например, на «В» - «Выходить туда-то с вещами». Тебя пускают по- коридору, и к тебе присоединяется все больше и больше людей.
Вскоре меня перевели в очередную камеру, в церковь, находящуюся внутри Бутырки. Эта церковь называлась «этапной камерой». Там сидели люди, получившие приговор и ожидавшие этапа. Собралось колоссальное количество народу. Люди разные, все взрослые, много фронтовиков. Я не помню, сидели ли там с бытовыми статьями, по-моему, нет. В то время в Москве уже были салюты, мы кричали «ура!», когда освобождали какой-то город…»

Цитата: Вельяминов П.С. Я считаю себя счастливым / Беседу вела Л. Ельникова // Кино: политика и люди (30-е годы): К 100-летию мирового кино / Роскомкино. НИИ киноискусства. – М.: Материк, 1995. – С. 161–174.