
Новости кино

Лайфстайл
У актёров 6 лет разница в возрасте

Лайфстайл
Актриса с супругом Максимом Матвеевым растит двух сыновей

Спутник телезрителя
5 апреля, 23:00, Пятница!

Интервью
Актер — о сериале «Крестоносцы», схожести своего героя с Доктором Хаусом и желании примерить новые амплуа

Лайфстайл
Актриса не любила излишнее внимание к отцу

Обзор сериалов
Масштабная историческая мелодрама с Ангелиной Стречиной в главной роли

Новости кино
Подошли к концу съемки военно-исторической драмы «
Рослый»
обсуждение
Михаил Нордштейн
http://www.mishpoha.org/n20/20a28.shtml
ЧТОБ ПОМНИЛ МИР СПАСЕННЫЙ…
Свыше 60 документальных фильмов создал Израиль Цуриелевич Пикман, оператор-режиссер, Заслуженный деятель искусств Беларуси.
В числе лучших его кинолент – фильмы о защитниках Брестской крепости.
Познакомились мы, а затем и подружились в начале 80-х годов. К тому времени он уже был признанным в республике мастером документального кино. Снял ряд картин, создавших ему репутацию одного из ведущих операторов на киностудии “Беларусьфильм”: “Улица младшего сына (1962), “Пущик едет в Прагу” (1966), “Штрихи к портрету” (1968), “Пастух” (1969) и другие. Потом стал режиссером.
Направленность его творчества во многом определила Великая Отечественная, по дорогам которой прошел с ее первых до последних дней. Командир саперного отделения, корреспондент “дивизионки”, армейской газеты, а в конце войны – ТАСС, Пикман запечатлел в своей памяти картины народного бедствия и мужества. И не только в памяти. Отличный фотожурналист, он сделал целую серию снимков как во фронтовую, так и в союзную печать.
На киностудии “Беларусьфильм” я видел фотовыставку его фронтовых работ. Они поражали проникновением в самые затаенные закоулки войны. Уж он-то ее знал не только как фотокорреспондент, но и как сапер, провоевавший на “передке” немало месяцев. Многие его снимки были, что называется, “не для печати” и в сталинские годы могли доставить их автору серьезные неприятности. Как он сумел сохранить те пленки, скрыть их от бдительных особистов, об этом так и не успел рассказать.
Его фильмы о защитниках Брестской крепости...
Почему обратился именно к этой теме, ставшей, начиная с 80-х годов, в его творчестве ведущей? Ведь давно уже разошлась массовым тиражом книга московского писателя Сергея Смирнова “Брестская крепость”, а по экранам страны прошел художественный фильм “Бессмертный гарнизон”. Тема уже достаточно обкатана, первооткрывателем здесь не станешь.
Так мне думалось, когда впервые шел по приглашению Пикмана в просмотровый зал киностудии.
– Почему взялся за эту тему? – Изя, присев на минуту рядом со мной, положил на колени футляр с лентой. – Вот здесь (постучал по нему) – ответ на твой вопрос. А пока скажу вот что… И книга, и художественный фильм – это, конечно, впечатляет. Но они никак не могут заменить документальное кино. Понимаешь, документальное! Потому что в нем, если это сделано честно, – обнаженная правда. Тут ведь не актеры в ролях. Тут участники событий. Впрочем, чего это я тебе рассказываю? Сейчас все сам увидишь, что мы сотворили…
“Мы” – это я и Владимир Халип, киносценарист. В тесном содружестве с ним и родился триптих о героях Брестской крепости.
Первый фильм, который показал мне Пикман, – “Стояли насмерть”.
Не прошло и двух-трех минут, как засветился экран, и все мои сомнения разом отпали.
Да, во время боев в крепости не стрекотали кинокамеры, не щелкали затворы фотоаппаратов, не крутились диски магнитофонов. Так что же оно может, документальное кино? Может, и очень многое, если за дело берутся подлинные исследователи, наделенные чувством эпохи и в то же время такта, умеющие видеть в обыденных вроде бы деталях, штрихах, подробностях то, что в фильме станет находкой, сделает простые кадры искусством.
…На экране – тихая, словно замершая в сладком сне река Западный Буг. Поросшие камышом берега, поляна, кустарник, прорезанный первыми солнечными лучами. Это граница. Такой она была и в то памятное утро 22 июня 1941 года. И сразу же вслед за этим мирным пейзажем – кадры трофейной немецкой кинохроники. Застыли на исходных рубежах гитлеровские танки, орудия. Офицеры смотрят в бинокли. Саперы сталкивают в воду понтоны… Последние минуты перед разбойным нападением.
Умелое чередование современной натуры и фотодокументов, кадров кинохроники, нашей и трофейной, снимков участников обороны крепости и появление на экране рассказчиков – участников и свидетелей тех событий – придает фильму достоверность и вместе с тем несет в себе большой эмоциональный заряд.
А вот листки с разными почерками – красноармейские письма, написанные перед самой войной. Сейчас они хранятся в Музее обороны Брестской крепости. Те, кто их писал, знали: на границе тревожно, вот-вот грянет военная гроза.
Довоенный снимок – бойцы на привале. Юные, почти мальчишеские лица. Через несколько дней все они примут на себя самый первый, самый страшный удар фашистского нашествия..
И уже несутся к земле вражеские бомбы на головы этих ребят, женщин, детей, на крепость, на предрассветную тишину – бесстрастные кадры военной кинохроники.
Как вызов этой тупой и злобной гитлеровской военной машине – лица защитников Брестской крепости капитана Ивана Зубачева, красноармейца Александра Филя, лейтенантов Анатолия Виноградова, Алексея Наганова… И могильные плиты Брестского мемориала с режущей сердце надписью: “Неизвестный”, “Неизвестный”, “Неизвестный”… Это они, известные и неизвестные герои, люди различных национальностей и воинских званий, стали той главной крепостью, которую враг так и не смог сокрушить.
Фильм не просто повествует о боях в крепости, но и размышляет, перекидывает мостик в прошлое и снова возвращается к послевоенному времени. В нем нет патетики, парадной выспренности, характерной для документального кино тех лет. Здесь именно та обнаженная правда, без которой Пикман, оператор и режиссер, просто немыслим.
После этого фильма я понял: однажды прикоснувшись к этой теме, сойдясь с людьми, о которых решил рассказать языком документального кино, он уже не мог эту тему оставить. Она вошла в его жизнь вместе с героями фильма раз и навсегда.
Вторая лента триптиха “Я солдат Брестской крепости” прослеживает судьбы участников знаменитой обороны: Михаила Мясникова, Погоса Степаняна, Федора Лаенкова, Аслана Сурхайханова, Федора Журавлева… Пока длился фильм, меня не покидало ощущение, что не было никаких киносъемок, но ты тем не менее оказался в круговерти человеческих судеб, где сражались, а потом умирали в гитлеровских и сталинских концлагерях эти немногословные, мужественные люди. Кинокамера успела зафиксировать подробности, которые невозможно придумать. Помню, меня поразила одна деталь. Защитник Брестской крепости Федор Лаенков, рассказывая, как пытался спасти Знамя части, был ранен и пленен, вдруг отвернулся и заплакал.
– Не могу… Не буду говорить…
Но, овладев собой, продолжал свой рассказ о том, как бежал из плена, был схвачен, снова бежал, воевал в отряде французских партизан. Вот его удостоверение солдата Маки. А это фото той поры…
– Де Голль собрал нас, поблагодарил…
А на экране – березы как символ России, верный сын которой достойно выполнил свой долг.
После войны в руинах крепости нашли его медальон, посчитали, что сержант Лаенков погиб. А он, как видите, жив…
И человек, рассказавший за какие-то минуты столько драматического из своей жизни, впервые улыбнулся. Эта улыбка словно поставила точку в рассказе ветерана. Нет, не сломили его испытания. Все вынес, все пережил и вышел победителем.
В фильмах Пикмана не позируют. Они повествуют о взлете человеческого духа сдержанно, но с такой внутренней силой, что сразу же пролегает прямая дорога от экрана к сердцу. Нужно быть очень зорким и чутким художником, чтобы увидеть и выхватить из океанища людского бытия именно те мгновения, которые скажут о войне гораздо больше и сильнее, чем самые красноречивые описания.
Как они добывались, эти мгновения, можно судить даже по одному эпизоду, о котором рассказал мне Изя.
– Решили мы с бывшим ротным старшиной 84-го стрелкового полка Асланом Сурхайхановым поехать в Самарканд к его другу – в крепости полковому трубачу Ефиму Лису. Я решил снять эту встречу. Лис – кавалер орденов Отечественной войны, Трудового Красного Знамени. Никаких режиссерских ходов у меня еще не было. Думаю: потом, потом! На месте будет виднее, что снимать и как.
В Самарканде нас никто не встретил, хотя Аслан дал телеграмму. Направились к Лису домой. Позвонили. Дверь открыла жена. А там – траур. Ефим умер. На его столе – письма – переписка с однополчанами, телеграмма о нашем приезде…
И Аслан заплакал. Вот тогда я включил кинокамеру…
Да, такое не придумаешь. Пикман в своем творчестве напрочь отвергает всякое актерство, не стремится отредактировать речь своих героев, сгладить острые углы. Будто и нет рядом кинокамеры, а есть только человеческая боль и солдатская память.
Не меньшее впечатление произвел на меня и последний фильм триптиха – “Красная тетрадь”. По форме это фильм-монолог, а по содержанию тот раскаленный материал, который и определил творческий замысел. В отличие от первых двух фильмов в нем прослеживается судьба только одного человека. Судьба удивительная даже для того времени.
Бывший школьный учитель сержант Алексей Романов встретил войну в казарме Центрального острова. В первых числах июля с горсткой бойцов пытался прорваться сквозь вражеское кольцо, но был схвачен. Не выдержав издевательств, ударил одного из палачей. Сержанта тут же повели на расстрел. Убив конвоира, бежал и вскоре примкнул к небольшому отряду наших бойцов, пробиравшихся к фронту. Под Барановичами немцы окружили их. Отряд принял свой последний бой… Тяжело контуженный, Романов очутился в концлагере Бяла Подляска. Снова издевательства, голод, побои, скитания по концлагерям. В декабре 1942 года его привезли в концлагерь на окраине Гамбурга. Романов стал одним из организаторов подпольной антифашистской организации. В декабре 1943-го во время воздушного налета вместе с бывшим политруком Иваном Мельником совершил дерзкий побег. Им удалось пробраться на шведский пароход и зарыться в кокс. Несколько суток без воды и пищи…
В шведском порту грузчики извлекли из кучи кокса два тела. Мельник был мертв, а в Романове едва теплилась жизнь. Его направили в тюремную больницу. С помощью советского посла в Швеции А. М. Коллонтай Романов был освобожден и в 1944 году вернулся на Родину.
Как и многих других бывших военнопленных, его бросили в ГУЛАГ. Потом он доверительно скажет Пикману: в “своем” концлагере было горше. Не системой издевательств, подавления личности: “там” и “здесь” они были очень похожи. Тяжело было морально. “Родина – мать” за все его мужество и самоотверженность “отблагодарила”! И все-таки понял: Родина здесь ни при чем. Пожрала его молодость и здоровье не только война, но и злодейская власть.
Вернулся из ГУЛАГа инвалидом первой группы. Долгое время не мог ходить. Но железная воля не покорилась болезням, как не покорился этот человек врагу. Романов окончил еще один институт – инженерно-экономический. Упорными тренировками добился восстановления подвижности. Работал инженером в одном из московских проектных институтов. А все, что пережил в годы войны, записал в толстую тетрадь, снабдив ее рисунками. Эта уникальная рукопись и дала название фильму.
…Красивый большелобый человек с седой вьющейся шевелюрой вспоминает эпизод за эпизодом. Как во время боев в крепости прыгнул со стены на фашистского пулеметчика и уничтожил его. Как бежал из-под расстрела. И про тот фантастический побег на шведском судне…
Переворачиваются страницы “Красной тетради”. Рисунки: предатель по кличке Прыщ. Немецкий антифашист Карл… Как тут не вспомнить слова Юлиуса Фучика, автора “Репортажа с петлей на шее”: “Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте. Не забудьте ни добрых, ни злых…”.
Дневник Алексея Романова верен этой заповеди.
Шел 1983 год – глухое, застойное время. О ГУЛАГовской эпопее своего героя Пикман в “Красной тетради” рассказать, понятное дело, не мог.
– Понимаешь, – сказал мне с горечью, – вижу сам, что в фильме многое недосказано. Советский концлагерь – разве это цензура пропустит! И все-таки рассказ Романова, что он там пережил, я на кинопленку записал. Может, когда-нибудь вставлю в этот фильм…
У него частенько гостили его подопечные, как он иногда называл героев своих киноновелл. И беспрестанно за кого-то хлопотал – и в письмах, и устно, приходя в начальственные кабинеты. Для бывших защитников Брестской крепости Изя Пикман давно уже стал своим человеком.
Однажды позвонил мне:
– Приезжай ко мне на киностудию. Познакомлю с интересным человеком…
Там и состоялось мое знакомство с Погосом Степаняном, тоже человеком необычной судьбы: в первый свой бой вступил на рассвете 22 июня 41-го, а последний был 2 мая 45-го в Берлине, где и расписался на рейхстаге. К 40-летию освобождения Белоруссии Изя пригласил его в Минск. Встретив на вокзале, сказал, как отрубил:
– Никаких гостиниц! Жить будешь у меня. А 3 июля пойдешь в колонне ветеранов. Ты это право заслужил.
О скромном до застенчивости Степаняне, настоящем герое Великой Отечественной, я написал очерк, вышедший в “Советской Белоруссии”. Когда благодарил Изю за это знакомство, услышал в ответ:
– Я сведу тебя с такими ребятами, что о них не то, что очерки, поэмы можно писать.
Свои киношные награды не афишировал. И только от его сестры Баси Цуриелевны я узнал: Изя – лауреат многих престижных Всесоюзных и Международных кинофестивалей. На 6-м Международном получил большой приз “Золотой корабль”, а на 7-м – золотую медаль.
Трижды Пикмана выдвигали на Государственную премию и трижды в ЦК КПБ его фамилию вычеркивали. Не та национальность.
Он ничего и никогда не пробивал для себя. Но при всей Изиной скромности, у него хорошо было развито чувство достоинства.
Уехав в Израиль, мечтал сделать фильм о Маше Брускиной, еврейской девушке-подпольщице, казненной в октябре 1941 года в Минске. Она до сих пор числится в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны “неизвестной”. Искал спонсоров. В письмах ко мне из Нетании, где он поселился, называл тех, кто мог бы помочь, но не помог… И все же продолжал работать, уже будучи тяжело больным.
Умер 20 февраля 1995 года в день своего 75-летия.
Итоги жизни подвести не успел. Зато успел столько, что можно безошибочно сказать: потратил ее весьма плодотворно – на сотворение высокого.