«Утомлённые солнцем 2. Цитадель»: Звенящая скромность

Достойный финал затянувшейся истории


43-й год, середина и сердце вoйны. Уже два года воюющий в штрафбате Котов (Михалков) успокаивающе мурлычит морали братьям по оружию и несчастью (Мерзликин, Смольянинов и другие), посланным запившим генералом (Мадянов) на взятие цитадели, то есть, как обычно, на убой. Тут же появляется заматеревший подонок Митя (Меньшиков), проходит внеплановое боевое крещение, потом просит Котова его застрелить, потом все-таки сообщает, что везет его к товарищу Сталину (Суханов). Стратегия товарища Сталина, в принципе, повторяет пьяную генеральскую выходку — послать 15 тысяч безоружных под вражеский огонь, чтобы, грубо говоря, никому не повадно было. Котов же определен этой казнью командовать. Тем временем, контуженая Надя (Михалкова) продолжает служить в вoенном госпитале. Ее взаимоотношения с минами достигают какой-то фантастической гармонии.

Смотреть онлайн «Утомлённые солнцем 2. Цитадель»
«Цитадель» вышла с гордой, демонстративной скромностью. Без премьеры в Кремле, без информационной поддержки, без надежды на хотя бы наполовину заполненные залы. Номинально — ко Дню Победы, но потенциальный зритель, всем это понятно, был занят прополкой грядок. Вся эта грандиозная затея действительно закончилась довольно бесславно — такой проигнорированной праздничной демонстрацией.


На самом деле, «Цитадель» в пустом зале смотрится даже лучше. Возможно, лучше, чем она есть. По крайней мере, уместнее. Как раз под стать жанру, а по жанру «Цитадель» — маленькая эпопея. За размах здесь отвечают только тема, хронометраж и музыка Артемьева. Вoйна в кадре появляется дважды — это экспозиционная атака в начале и метафорический штурм в конце. Лучшие же сцены фильма сыграны — в прямом или переносном смысле — шепотом: Котов, узнав, что генерал посылает его батальон на унизительно-героическую смерть, вежливо интересуется: «Он запил опять что ли?». Герой Меньшикова, «по-быстренькому» читающий протокол допроса. Солдаты, только что принимавшие роды у залетевшей от немца мамаши, решают, как назвать ребенка — Ганс или Иосиф Виссарионович. Эпизодическая Чурикова просит не убивать живущего у нее контуженого фашиста («Там еще немца много, а мне поговорить не с кем»). Самый обаятельный персонаж картины вообще лишен способности разговаривать. Михалков с удовольствием злоупотребляет спецэффектами, своими фирменными спецэффектами, на которых построен, допустим, фильм «Родня». Смотреть достаточно скромную почти трехчасовую картину, все действие которой укладывается в несколько дней, ни разу не скучно и не стыдно — чего не скажешь о предыдущей части.

Другое дело, что ближе к финалу изможденные герои окончательно перестали понимать и даже узнавать друг друга. Особенно это видно в сцене на памятной даче, где с приездом героя Михалкова вместо привычного Чехова начинают разыгрывать «Жестокий романс» — бенефис Виктории Толстогановой в роли женщины-вещи тем более убедителен, что его невольные свидетели смотрят на нее с недоумением и как бы правда не понимают, что она имеет в виду. Впрочем, учитывая, что и сама Толстоганова и половина свидетелей доигрывают роли за других актеров, это «неузнавание» вполне объяснимо.


Что же касается собственно вoйны, то по этой теме после «Предстояния» Михалкову добавить особо нечего. Оба фильма представляют собой развернутую антитезу спилберговскому «Райану» — американцы посылали отряд на спасение рядового, наши разбрасываются тысячами. По-прежнему, пули счастливо минуют тех, кто крестится. Говорить же насчет божественной воли на вoйне совершенно невозможно, так как здесь ее представляют комар и паучок.

Увы, Михалкову так и не удалось сделать фильм, соответствующий масштабам его личности. И это не удивительно. За несколько финальных минут «Пяти вечеров» о вoйне было сказано гораздо больше и глубже, чем в шести часах «Предстояния» и «Цитадели». Лучшие фильмы Михалкова — «Механическое пианино», «Раба любви», первые «Утомленные солнцем» — были о смутном предчувствии катастрофы. Когда же она наступала, фильм заканчивался, успев сообщить нечто очень важное для нас и про нас. Оказавшись внутри катастрофы, невыносимой для камерного режиссера, верящего в мировой разум, Михалков, возможно, и понял что-то важное — но исключительно для себя. До нас долетело только несколько незамысловатых аллегорий. Так что в пустом зале этот фильм и вправду смотрится уместнее.