На Netflix вышла летняя и освежающая подростковая драма «Слова пузырятся подобно газировке» (другое название — «Мое семнадцатое лето»). Алексей Филиппов увидел в этом аниме простоту и многомерность японской поэзии.
Черри — застенчивый старшеклассник, который помешан на хайку, а от окружающего мира предпочитает (само)изолироваться гигантскими наушниками. Взгляд он прячет в смартфоне или саидзики — сборнике выражений для поэтов, где по временам года рассортированы наиболее соответствующие моменту слова (они называются киго).
Смайл — жизнелюбивая и популярная видеоблогерша, которая каждый день поставляет подписчицам и подписчикам груз милоты (кавайи), снимая все мало-мальски славное на своем пути. Девушка не расстается с медицинской маской, за которой скрывает выступающие передние зубы, вдобавок — наряженные в новенькие брекеты.
Разнонаправленные траектории подросткового эскапизма пересекутся в торговом центре. Смайл придет туда на осмотр стоматолога и на охоту за кавайчеством, Черри — подменить маму, работающую в кружке для пожилых. Их миры буквально столкнутся лбами, когда мимо, наводя суету, промчится шалопай по прозвищу Бобер — на скейте и с картонной фигурой айдола в руках. Толпа зевак, наблюдающих за гонкой ползающих младенцев, стушуется; одинаковые смартфоны в одинаковых чехлах — перепутаются. Так начнутся последние недели 17-го лета, которое для Черри должно закончиться переездом с родителями в другой город. Последнее лето детства.
В новой работе его интерес к лаконичному выражению сильных чувств не заслоняют сложносочиненные миры, философские концепции и инопланетные красоты. «Слова…» просты как хайку — поэтическая форма из 17 слогов, обязательно задействующая киго (слово сезона). Собственно, строчка, вынесенная в заглавие, — и есть одно из поэтических наблюдений Черри, которыми он увековечивает опыт 17-го лета.
Точкой отсчета — сюжета и большого взрыва первой влюбленности — не случайно выступает торговый центр в небольшом городке с вдохновенным именем Ода (население 32 тысячи человек). Именно там и концентрируются разрозненные люди, вплоть до противоположностей: от пожилого мистера Фудзиямы, тщетно ищущего пластинку «Ямадзукура», от которой у него остался только чехол, до карапузов, буквально начинающих гонку жизни. «Слова…» одновременно компактны — в плане характеров, ситуаций, локаций — и вместе с тем видят в ограничениях ареала космический потенциал. Каждая мелочь готова распуститься фейерверком мыслей, чувств, смыслов — как иероглифы из киго, как скучные коробки, скрывающие на время переезда краткое содержание взрослой или юной жизни.
Несмотря на то, что абрис «Слов...» напоминает о работах Макото Синкая — любовью к пафосу юности, небу, деталям и поэзии, — история Сато выглядит более сбалансированной и сдержанной. Это компактная инсталляция притягивающихся противоположностей; даже небо здесь стремится прильнуть к земле: облака нарисованы с таким тщанием и ощутимым весом, что кажутся продолжением горных позвонков и ребер домов. Хотят сочувственно обняться и, казалось бы, антагонисты: будущее и прошлое, представленные технологиями и традициями, пенсионерами и подростками. Смайл фиксирует в прямых эфирах обаяние старины и юности: будь то неваляшка-дарума (подписчики куксятся) или граффити, при помощи которых Бобер распространяет хайку Черри. В аналоге твиттера Curiolive они собирают лишь материнский лайк — искусство Мацуо Басё, при всем родстве с многозначительными постами, не находит отклика среди ровесников.
В согласии с потрепанным киго подростковых драм, некоторые страницы которого, впрочем, не устаревают до осени жизни, именно влюбленный взгляд делает слышимым одинокий голос человека. Раздвоенный кадр при первом знакомстве фиксирует комичные разночтения характеров: камуфляж обычности у Черри, вечно опущенная голова; праздничная пестрота Смайл с ее стремлением все обозреть, полюбить, заснять. Но только взглянув друг на друга, они могут отправить вовне нечто большее, чем лайк или хайку.
Этот взгляд помогает ощутить не только телесные границы, штурмуемые сомнениями и комплексами во время пубертата интенсивнее обычного, а собственную безбрежность. «Смысл жизни в самой жизни», — констатировал вслед за Уильямом Карлом Уильямсом поэт-водитель Патерсон (Адам Драйвер) из одноименного фильма-поэмыДжармуша, которому ничто японское не чуждо. Никогда не поздно расширить представление о поэтичности или кавайности, включить себя в категорию прекрасного, не бояться обесценить слова, озвучив их. Если мысли можно упаковать в 17 коробочек-слогов (по штуке на год жизни), значит, их можно безболезненно распаковать прочтением — без потери качества; ну или как минимум с приобретением новых качеств. Видя во всем красоту — не грех рассмотреть ее и в себе. И, может быть, недостающим пазлом — пластинкой для чехла — окажется чей-то голос, чей-то смущенный взгляд.
Слова пузырятся подобно газировке. Жаль, нельзя сказать короче.
4 комментария
обсуждение >>