Робкая девочка с волосами в хвост ждет поезд на четвертой платформе с чехлом из-под скрипки. Бац! — появился он, молодой негодник постарше, с разводами тату на лице, характерно красными глазами и живящей улыбкой. Ей это и нужно, а не какой-то поезд, который повезет к маме, мама на стрижку, а потом домой или на репетицию. Зачем, в конце концов, Моцарт, если мы все умрем – а Милле (Элайза Сканлон из «Маленьких женщин») 16, и у нее рак. А у Мозеса (Тоби Уоллес) наркотическая зависимость, ушедший отец и выгоняющая мать. Ему 23, вот она жизнь, а податься в ней некуда.
Не будет и лет через 20-30: зажиточные родители Миллы, если бы не дочкина онкология, жили бы в напряг. Папа-психиатр Генри (Бен Мендельсон) тоскует по регулярному сексу и надеется все исправить: вышедший из отношений дух, прибирающую дочь смерть. Мать-пианистка Анна (Эсси Дэвис из «Бабадука») сидит на антидепрессантах и не находит себе места. Есть еще беременная соседка-одиночка с песиком Гари, учитель музыки, когда-то в маму влюбленный, и младший брат Мозеса, приятный малый, но мать близко к старшему не подпускает.
Memento mori, но и о жизни помни: словно напоминая о скором финале, у Миллы в десне засел молочный зуб – последний привет из детства. Ведь смена зубов – первая весточка старости, сигнал, что ничего не вернется. А значит, всё, что имеешь, нужно есть большой ложкой: и Милла просит, чтобы Мозес ее подстриг (у него такой маллет, вы бы только знали), затем ведет его на встречу к родителям – и началось. Они не могут быть против, хотя мальчик странный: влезает посреди ночи и как будто их грабит, появляется, пропадает – не бойфренд, а кот. Впрочем, никто не давит.
Полнометражный дебют Шеннон Мерфи «Молочные зубы» снят в Австралии, и кастинг – Австралия: Сканлон, Мендельсон, Дэвис прибыли вслед за Кроу и Кидман и как-то втерлись во всеамериканский ландшафт. Мерфи десять лет отдала телевидению, чтобы поговорить о молочных зубах. Если не знать географию – ну чистый Sundance: все здесь всё это уже играли. Скэнлон привыкла болеть-умирать – что в «Острых предметах», что в «Маленьких женщинах». Бен Мендельсон – чемпион по отшибам жизни: его потертая внешность делает хануриков фактурнее, а властные фигуры человечнее; «Ограбление казино» и «Строго на Запад» сменились «Изгоем», «Темными временами» и «Первым игроком». Дэвис заиграла разбитых мам до амплуа: от «Бабадука» до недавнего «Неда Келли»; тут, правда, на таблетках – и с приступами то паники, то спокойствия на фоне хаоса.
«Молочные зубы», по всему, метят в сердце: два главных приема – титр и хлопок; эмоционально – танец и отрешенный взгляд. То вдарит по вагону Мозес, то шибанет током Гари, то музыка заорет. Неистово пляшет Милла – и вместо скрипки, и на дискаче. Словно пытается взбить молоко безвыходности в масло жизни. Долго все смотрят вдаль – целый эпизод посвящен диалогу Миллы и солнечного зайчика, призрака, у которого контакт с тем светом. Подписанные красивым почерком сцены («Бессонница», «Слегка под кайфом», «Романтика») не сериальный рефлекс, как многие пишут, а попытка вырвать у жизни завершенный акт. Спеши любить, но просто не будет так.
Два часа общих мест, фестивальных штампов, галерея так богато несчастных людей. Об Австралии напоминают птицы, но если забыться – Калифорния или Нью Орлеан, порок на экспорт, спасибо Венеции за четыре приза (главный – имени Мастрояни – артисту Уоллесу). Но Мерфи как будто и не скрывает: фильм по пьесе Риты Калнеяс открывает кавер на песню Strangles – Golden brown перепевают австралийцы из Zephyr quartet. Там в свое время видели героиновый шик, хмурую оду, а в «Молочных зубах» все на чем-то сидят: наркотики, антидепрессанты, морфий, терапия, любовь, вера в мечту.
«Целеустремленность не всем подходит», – шаркает Мозес на вопрос о будущем. И попадает в цель: схема счастливой жизни сбоит даже для тех, у кого есть семья и дом. «Папа, мне будет приятно раствориться в небе», – выдаст на пляже Милла. И это, кажется, перебор: фильм стучится в открытую дверь, надрывается, воет, но самый жуткий и точный в нем – штиль. Так убедительно схвачены взгляды, что остальное только мешает.
Режиссер фильма «Батя 2. Дед» – о работе на «домашней студии», богатой мимике Евгения Цыганова даже в пластическом гриме и любви, которая идет из детства и не зависит от поколений
2 комментария
обсуждение >>