Все свободны, всем свободы: фантасмагория Кирилла Серебренникова на тему «Как Витя встретил Майка и Боба»
Начало 80-х, в ленинградский рок-клуб девицы лезут через окна мужского туалета, чтобы послушать ЕГО - Майка Науменко (
Рома Билык по прозвищу «Зверь» из популярной в начале 2000-х поп-группы «Звери») и группу «Зоопарк». В зале, впрочем, библиотечная тишина и все сидят на попе ровно: стоит кому-то дрыгнуть ногой, как специально обученный мужчина посмотрит строго или даже попросит так больше не делать. Майку, кажется, всё равно: в первом ряду сидит красавица-жена Наташа (
Ирина Старшенбаум), в гримерке ждут коньяк и единомышленники, дома - десятки пластинок и переведенных с английского текстов великих рокеров - от Лу Рида и Дэвида Боуи до «Попа Игги» и Марка Болана из T.Rex. Еще там обитают приземленные соседи и совсем маленький сын, который, кажется, ему не очень интересен. Вскоре в этом лабиринте коммуналок, пляжей и излучин улиц возникнет новое лицо - некто Виктор Цой (
Тео Ю), который пишет «детские» песни и еще умеет выпиливать из куска древесины пепельницы в виде отпечатка ступни. У него случится не только творческая эволюция под надзором мудрого Майка и его товарища Бориса «Боба» Гребенщикова (
Никита Ефремов и кот), но и взаимная симпатия с Наташей, чьи глаза-угольки пристально исследуют этот черно-белый (буквально) мир, а также двух мужчин, способных находить и высекать из этой серости - яркие краски.
«Лето»: смотреть фильм онлайн
«
Лето»
Кирилла Серебренникова - фильм во всех смыслах многострадальный: мало того, что про реальных личностей в родном отечестве снимать опаснее, чем бриться огнеметом (Борис Гребенщиков, например, остался очень недоволен сценарием
Михаила и Лилии Идовых), так еще и в конце съемок режиссера поволокли под руки в суд по абсурдистскому «делу Седьмой студии» (сейчас он находится под домашним арестом). Всё это провоцирует расплескивать внимание в отношении и так непростого материала - русский рок до сих пор занимает сакральную роль в жизни многих россиян (чего стоит широкое празднование всех круглых дат Виктора Цоя).
Однако и обвинения в неправдивости, и поиск в «Лете» своих Цоя, Науменко, Гребенщикова - шаг многослойно бессмысленный. Идовы явно придумали всю эту историю в формате вольного сочинения - как ежегодный школьный мемуар «Как я провел это лето» (хотя в не меньшей степени заголовком картина обязана одноименной песне Науменко, носящей также подзаголовок «Песня для Цоя»). Ну а все центральные актерские работы в исполнении артистов, неимоверно точно подобранными кастинг-директором
Владимиром Головым, одновременно и документальны, и отстранены. Ефремов играет не просто Гребенщикова, как бы воспроизводя сцены из фильма
Алексея Учителя «
Рок», где БГ расхаживал без футболки перед камерой и уговаривал сына пописать, но он демонстративно играет Гребенщикова, который играет Боуи, давая зрителю понять, что он в то же время остается Никитой Ефремовым. Такая «сложная» схема актерского существования регулярно встречается на ненафталиновых театральных подмостках (в том числе и Гоголь-центра), хотя и там периодически нарушает представление зрителя о священной задаче актера превращаться в кого-то другого (впрочем, и так роли Зверя и Тео Ю здесь можно рассматривать с позиции «вживания»; последнего, например, удивительно точно озвучили при помощи неназванного актера с певческим тембром Цоя).
Представление о священных обязанностях байопика тоже нарушается: «Лето» снято в полифоническом духе разбавленного в коньяке и сентиментальности Алексея Германа-старшего, где каждый герой получает свою сцену, важную реплику и сюжетную ветвь. Так, всех непонятливых навязчиво щелкает по носу персонаж по прозвишу Скептик (
Александр Кузнецов), который рушит четвертую стену, а в фантасмагорических песенных номерах, когда, например, пассажиры электрички принимаются петь на русском Psyho Killer группы Talking heads, ходит с табличкой «Этого не было». Если эти эпизоды - кровь и аура фильма, то топорные сценки-википедии, сообщающие, как родилось название «Кино» или как Науменко посоветовал Цою переделать припев к «Бездельнику», повествование не украшают. Да и связанные в один клубок любовь-ревность Цоя и четы Науменко тоже не прибавляют «Лету» стройности, превращая его в мелодраматично-хулиганский, внутренне свободный и при этом будто бы вечно за что-то извиняющийся манифест той самой свободы, которую не отнять никаким шиканьем.
Вместе с тем все эти не самые изящные обломки рок-мифологии складываются в четкий ответ на вопрос, почему Россия на самом деле никогда не будет свободной, но вместе с тем - объясняют, почему она будет свободной всегда. Какой бы пикантности фильму ни добавлял домашний арест Кирилла Серебренникова, как бы Гребенщиков ни обижался на фантазии о самом себе и рок-пантеоне, «Лето» стройно рассказывает, что свобода - это ресурс прививаемый, лучше всего усваиваемый через искусство. И как для Науменко и БГ существовали ролевые модели фасона «Дэвид Боуи», так и для последующих поколений они служили источником каверов на одну большую балладу свободы (и этот «эгоистичный ген» будет транслироваться новыми и порой очень непохожими авторами).
Еще «Лето» рассказывает и о том, что искусство - великий эскапизм, чистый космос; эту линию Серебренников дал на откуп
Александру Горчилину - самому свободному артисту российского театра и кино, который в серебренниковских спектаклях всегда играет самые трикстерские и блаженные перфомансы.
Тут вылезает важность театрального бэкграунда «Гоголь-центра», где режиссер ставил полижанровый эпос по Некрасову «Кому на Руси жить хорошо» или также неистовствующую ради свободы «Машину Миллер» по великому немецкому драматургу Хайнеру Мюллеру. В «Лете» лучше, чем в других картинах Серебренникова видно, что некоей театральной режиссурой - режиссурой абстрактного и эмоционального заряженного группового действия - он владеет гораздо лучше, чем киноповествованием. Его кинематографические акценты на деталях выглядят топорными приветами из прямолинейных советских и российских фильмов, принадлежащих к той культурной повестке, с которой Серебренников не согласен. Вместе с тем лучшие картины его лапидарной фильмографии легко представить на сцене (соперничающая с «Летом» черная комедия «
Изображая жертву» вообще напоминала спектакль в голове обычного российского безумца времен Чеченской кампании). Поэтому длинные планы, которые берет
Владислав Опельянц, сообщают картине эту свободу от неловких монтажных склеек и возможность процессуального существования. Здесь и сейчас как элемент молодежной идеологии, а не погоня за призрачной документальностью. Для этой ироничной задачи в кадре мелькает документалист
Евгений Григорьев, режиссер неигровой картины «
Про рок», рассказывающей в том числе о том, куда зашли прямые продолжатели идей русского рока, тщетно пытающийся запечатлеть для вечности «реальных» Цоя, Науменко, Гребенщикова. Но реальности, в сущности, нет - есть только мутирующий и обрастающий индивидуальными зрительскими и авторскими фантазмами миф.
Наконец, «Лето» говорит о том, что никаких икон нет, что история творится единомышленниками, что любовь идет по проводам, а свобода передается через созвучия и аккорды, записанные даже на плохонькой студии. И даже если это дерево не проживет и недели, только рядом с ним и имеет смысл находиться.
«Лето - сцена из фильма»
обсуждение >>