«Крик лангусты»

Сара Бернар, которая помнила свои прошлые жизни


1922 год. Немолодая уже Сара Бернар (Юлия Рутберг) сидит в кресле на приморской вилле, мучается от жары, предается воспоминаниям и продолжает играть… Она разыгрывает диалог с матерью, с настоятельницей монастыря, с грубым американским импресарио, который не расстается с пахучей сигарой, и Оскаром Уайльдом – одним из выдающихся современников, которые уже умерли, а она еще нет. В воспоминаниях ей то одиннадцать, то двадцать шесть, то тридцать восемь. Партнером по драме памяти выступает Жорж Питу (Андрей Ильин) – секретарь, помогающий актрисе писать мемуары. Сцены из артистической жизни перемежаются отрывками из некогда популярных спектаклей, ворчливыми спорами с Питу и бессмысленным, но жарким противостоянием с Солнцем.

Для Михаила Цитриняка «Крик лангусты», поставленный на Малой сцене Театра Вахтангова по пьесе «Смех лангусты» канадского драматурга Джона Маррелла, - уже третий спектакль в Театре Вахтангова (первый – «Медея» с Юлией Рутберг и Григорием Антипенко, второй - «Игры одиноких» с Андреем Ильиным и Еленой Сотниковой). В этих стенах он вернулся к театральной жизни, которую оставил после закрытия его театра-студии «Наш театр» (до этого Цитриняк ставил спектакли в Театре на Малой Бронной, в Театре имени Ермоловой, во МХАТе).


Над «Криком лангусты» режиссер работал с той же командой, что и над до сих пор идущей «Медеей»: композиторы Александр Прокопович и Борис Кинер, с которым Цитриняк уже почти двадцать лет составляет арт-зонг-дуэт «Мастер Гриша»; художник Мария Рыбасова и художник по костюмам Виктория Севрюкова; дуэт Бернар-Питу - Ильин и Рутберг, «позаимствованные» из двух предыдущих спектаклей. Цитриняк любит работать с артистами – и «Крик лангусты» в первую очередь выделяется своими актерскими умениями.

Юлия Рутберг стоически сидит почти полтора часа в соломенном кресле. Лицо сначала покрыто светлой вуалью, голос хриплый и низкий, слова звучат хрустко и нехотя. Ее Бернар за время спектакля успевает побывать и обиженной на мать девочкой, и страдающей возлюбленной, и заключенной в собственном успехе примой, и едва сдерживающей смех дамой, слушающей историю несостоявшегося брака своего секретаря. Жорж Питу Андрея Ильина – смущенный и трогательный, маленький человек, который мог бы пройти через процесс и замок, 1984-ый год и прочие антиутопические радости с карманными часами на длинной цепочке – как у кролика из «Алисы в Стране чудес». Оказавшись вовлеченным в театральную игру, он неловко перевоплощается в грубого импресарио или ветреную мать Бернар, которая к двадцати годам стала «француженкой, католичкой и содержанкой», хотя родилась в семье голландского еврея, который делал мебель. Спектр интонаций – от слегка пародийного женского тона до грубого, почти пиратского скрежета с воображаемой сигарой в зубах.


Пьесу Маррелла в России уже ставили: больше двадцати лет назад роли Бернар и Питу исполнили Светлана Немоляева и Александр Лазарев в двухчасовом спектакле Сергея Яшина и Александра Покровского. Но спектакль Цитриняка – другой: более лаконичный, более отточенный, сфокусированный не только на увядающей звезде театре, которую одни превозносили, а другие считали разрекламированной бездарностью, но на ткани памяти – череде воспоминаний, которые порой кажутся более реальными, чем жизнь. Это очень легкий, во всех смыслах небольшой спектакль - то ли камешек в шлепке, то ли ракушка на полке, сохраненная на память. Цветовая гамма «Крика лангусты» напоминает слегка выцветший снимок – серый, черный, белый, бежевый. Монохром и сепия. Мышьяк и старые кружева. Если в этом мире даже солнце не вечно, то что может сделать человек, чтобы хоть немного задержаться в людской памяти. Бернар пишет мемуары, перебирая песчинки собственной жизни, – тех, кого она сама не может или не хочет забыть. Один из многочисленных возлюбленных («В тридцать лет все греки красивые»). Сестра Жанна, которой доставалось, по мнению Сары, больше мужского внимания и материнской любви («У нее прекрасный нос, роскошные волосы, дивный рот… А у меня? У меня только глаза. Все остальное я должна была выдумать»).


Борьба с беспощадным временем через игру в театр и воспоминания занимает Сару Бернар, даже когда позади самые громкие роли, когда ногу сменил протез, а кожа покрылась морщинами (сама актриса зло сравнивает себя со старой ящерицей), когда впереди пугающий моноспектакль наедине с собой и призраками былого. Она помнит XIX век, доживет свой век в XX-м, а в памяти потомков останутся лишь старые фотографии и может быть немного разрозненных отрывков из хроники. В пьесе Бернар задается вопросом, будет ли им интересно читать ее воспоминания, на что Питу не очень оптимистично отвечает: «Возможно, хотя у них достаточно огорчений и без наших мемуаров». Впрочем, истории самоотверженной борьбы потомкам обычно все-таки интересны.