«Улыбнись!»: Я Эрмлера видел

В онлайн-кинотеатре START вышла докудрама «Улыбнись!» — мистерия киноведа Марианны Киреевой о жизни и творчестве советского режиссера Фридриха Эрмлера. Кинематографист-глыба, лично знавший Сергея Эйзенштейна и Чарли Чаплина, предстает на экране сразу в двух ипостасях: как неприкаянный дух, бродящий по архиву Госфильмофонда (Евгений Марголит), и персонаж студенческого этюда о жизни творца-самоучки (Влад Савчук), мечтавшего сделать мир лучше.


Собственно, а где еще прикажете находиться душе великого и ныне почти полностью забытого режиссера, как не в чистилище Госфильмофонда? Фридрих Эрмлер, лауреат четырех Сталинских премий, берет взаймы тело киноведа Евгения Марголита, чтобы разыскать и показать зрителю газетную заметку о своей встрече с Чарли Чаплиным. А то ведь не поверите, что еврей из Режицы, нищета-маята, к тому же безотцовщина, мог быть лично знаком с Маленьким Бродягой. А он мало того что имел с Чаплиным беседу, так еще и одним из первых увидел культовую сцену из «Новых времен» — ту самую, где всемирно любимого артиста пережевывают бесчувственные шестеренки прогресса. Мрачная рифма в том, что не только Чаплина покромсала новая эпоха. Она же умудрилась расправиться с властителем всея ГУКФа Борисом Шумяцким, гениальным Владимиром Нильсеном, подтолкнула на смертный одр Сергея Эйзенштейна. Самому Эрмлеру тоже досталось, но по-особому: не зря с годами крепнет реноме главного «разочарованного странника» советского кино.

Читать Мальчишеское честолюбие и всеобъемлющая эрудиция: Станислав Ростоцкий о Сергее Эйзенштейне и его уроках
Он, слава богу, не оказался в списке казненных, как его менее удачливые коллеги по цеху, но годами ломал себя через колено, превращаясь из авангардиста-самоучки («Обломок империи») в сталинского киносокола («Великий гражданин», «Великий перелом», «Великая сила» — как же нестерпимо много величия), а под конец жизни — в реликт, повидавший столько всего, что уже не хватало сил всерьез поверить во всякие там Оттепели. Когда Эрмлер поставит «Перед судом истории» — фильм-интервью с прожженным монархистом Василием Шульгиным — фиги в кармане именитого режиссера поначалу даже не заметят. Кажется, в образе постаревшего классового врага он находил что-то большее, чем просто недобитого белоэмигранта. Да, проиграл, но всё так же держится молодцом, головы не сгибает и остается верным себе. Роскошь, которая «победившему» Эрмлеру осталась недоступна, несмотря на все премии и пожалованную квартиру на Петроградке — с «Ленфильмом» в шаговой доступности.


В призывном «Улыбнись!» тактично не показывают режиссера в момент последней, предсмертной хандры. Разве что услышать: Эрмлер поздний то и дело встревает в повествование, раздражая восторженного диктора (Анна Гусарова), пришедшего в картину откуда-то из постных документалок 80-х. Она с социалистической точностью чеканит извечное «родился в небогатой семье». Эрмлер спешит поправить: «нищей, просто нищей». Диктор бесится, продолжает читать залитованную биографию, но и дух режиссера не унимается, подкидывая фронды на ровном месте. «И вообще, зовут меня не Фридрих Эрмлер, а Владимир Бреслав»... Поначалу может показаться, что Эрмлер в исполнении Марголита — какой-то душный борец за историческую правду, но, скорее, ему просто надоело эпатировать и мистифицировать. Последним он занимался с превеликим удовольствием, пользуясь прорехами в биографии: не осталось ведь ни детских фотографий, ни многих фильмов, где он снимался или снимал. Плодородная почва для сотворения режиссерского мифа. Красивые байки и вправду очень органично сочетаются с реальными эпизодами лихой революционной биографии.

Смотреть онлайн «Неоконченная повесть» и «Перед судом истории» Эрмлера
Эрмлер любил поэтично напомнить о работе в ЧК времен Гражданской войны. Необразованный, но идейный, очень стеснялся того факта, что не может правильно написать слово «расстрел». Биографы считают, что это, скорее всего, поза: никто Эрмлеру расстрельные списки составлять не давал. А вот истории о хождениях в синематограф при параде и с «Маузером» в кобуре — очень похожи на правду. Жонглировать воспоминаниями и выдумками режиссера фильму помогает тот же прием, что можно было увидеть в ленте «ВМаяковский» Александра Шеина: никто и не скрывает, что это всего лишь постановка по мотивам, а местный юный кинематографист (в исполнении студента ВГИКа Влада Савчука) в той же степени Эрмлер, в какой и просто лирический персонаж — восторженный мальчишка, пришедший с фронта мировой войны с губной гармошкой в кармане. Он танцует в окружении таких же молодых (массовка — сплошь студенты столичных киновузов), бегает от охранника, примеряющего на себя образы то портье в кабаре, то сталинского номенклатурщика, а в перерывах между этими цирковыми номерами грезит о фильме мечты — романтичном байопике Людвига ван Бетховена (во снах сценического Эрмлера превратившегося в композитора Александра Чайковского).


В фильмографии Эрмлера такого нет: лента о Бетховене оказалась ни к месту что во времена увлечения бумажными ранетами, что в эпоху высокого стиля, совмещенного с критикой низкопоклонничества перед Западом. «Улыбнись!» — не обманитесь названием — не лишенная оптимизма, но всё же документальная трагедия в духе той, которую мог бы поставить ныне признанный иноагентом Рома Либеров (внесен в реестр иноагентов РФ) («Сохрани мою речь навсегда»). Только, в отличие от драмы Мандельштама, Довлатова, Бродского, это не про духовную оппозицию режиму, а про жертву лояльных: тех, кто был готов отстаивать новое и верил в будущее. И уж точно не виноват, что советское богостроительство пошло не по плану, помешав воплощению мечты о всемирном «союзе добрых людей». Показать эту историю разочарования, придав ей черты апологии полузабытого режиссера, можно было гораздо проще: всего лишь начитав под хронику пару-тройку зубодробительных исторических доказательств «свинцовой мерзости» эпохи. Киреева же избирает другой путь: перемежая кадры из старого кино и простецкий студенческий перформанс, пытается отыскать тот самый образ Эрмлера — еще не забронзовевший благодаря пропаганде. Фридриху Марковичу — с подозрением относившемуся к идолищам — такой подход наверняка пришелся бы по душе.