На логотипе 28-ого «Кинотавра» - красный самолет надежды. Смотр открылся. Гости, журналисты и даже служба охраны была траспортирована из Москвы на официальных Крыльях фестиваля, не красных, но зеленых – компании S7. Встретили нас заботливо. В походном гостевом наборе каждый нашел каталог, расписание, а также вещи первой необходимости – толстовку на случай заморозков и пакетизированный Энтеросгель. Приятным сюрпризом оказались неповторяющиеся, индивидуальные фотооткрытки от главного партнера – фонда RUARTS, спектр тем: от Виктора Цоя до обнаженных девушек. Своего рода «гадание на фотографиях».
Церемония открытия, поставленная Алексеем Аграновичем, получилась одной из лучших за последние годы. Перво-наперво зачитали послания Путина и Медведева – эту миссию доверили представителю совета по присуждению премий Правительства РФ Виталию Игнатенко и мэру Сочи Анатолию Пахомову. Когда они ушли, на экране возникло истинное, живое Послание фестивалю – слова Даниила Дондурея о том, что следует избегать самоцензуры, которая разрушает общество. «Наше дело - быть свободными и в текстах, и в жизни». Кстати, приз Гильдии критиков на Кинотавре теперь будет носить имя Даниила Борисовича. Об этом сообщил со сцены президент фестиваля Александр Роднянский, и зал поднялся с мест без чьей-либо просьбы. Это первый за долгие годы фестиваль без участия Даниила Дондурея.
Потом Риналь Мухаметов и Петр Федоров изображали сценки «Российское кино на приеме у психотерапевта». - Доктор, меня никто не любит. - Доктор, я несчастен. - Меня все сравнивают с моим отцом - советским кинематографом! – Критики меня презирают, они говорят, что я никакой не кинематограф. Поиски счастья российского кино привели к воспоминаниям итогов прошлого киногода (рекордные сборы – 18,4% от общих сборов кинотеатра принесли отечественные картины), а затем был задан вопрос в зал: «Что нужно российскому кинематографу для счастья?». Ящик для ответов весь фестиваль будет стоять в фойе.
Как положено, представили жюри, фильмы, а также был вручен и первый приз – за честь, достоинство и преданность кинематографу. Эту награду Роднянский вручил Павлу Чухраю. В самом конце церемонии Риналь Мухаметов и Юлия Пересильд (член основного жюри) исполнили страстное танго – таким красивым и чувственным был плавный переход к фильму открытия «Холодное танго» Чухрая же, где актеры сыграли главные роли.
Прежде чем пойти на фильм открытия, в перерыве гости жадно пили воду San Benedetto и делились впечатлениями и ожиданиями. По предварительному опросу критиков, самыми ожидаемыми картинами программы стали «Прорубь» Андрея Селиверстова, «Теснота» Кантемира Балагова, «Аритмия» Бориса Хлебникова, «Мифы» Александра Молочникова и, конечно, «Блокбастер» Романа Волобуева, который и откроет конкурсную программу. Всего в основном конкурсе, судить который будет жюри под руководством Евгения Миронова 14 картин, и 28 - в короткометражном конкурсе.
Фильм Открытия: «Холодное танго»
1940 год. Литва оккупирована фашистской Германией. Еврейских детей грузовиками везут в лагеря, плачущих матерей ставят к стенке. В литовском Холокосте чудом выживает Макс (Елисей Никандров): ему хватает смелости выпрыгнуть из машины на подступах к лагерю и вернуться в родную квартиру, где уже живут литовцы. Посомневавшись, они решают не гнать мальчишку и прячут его в чулане. У семейства есть дочь Лайма (Ася Громова), не по годам своенравная и обращающаяся к Максу исключительно «жид» (в какой-то момент она даже просит мальчика сказать «кролик», чтобы проверить, не картавит ли он). Несмотря на воспитанный в девочке антисемитизм, они влюбляются, но за первым танцем следует изнасилование - в квартиру приходит с проверкой немецкий офицер, которому юная литовка также приглянулась. Следующие десятилетия отношения Макса и Лаймы (Риналь Мухаметов и Юлия Пересильд) будут состоять из её обвинений в предательстве и его бесконечных «Почему?». Литва уже станет советской, а вместо евреев в лагеря начнут ссылать литовцев, подозреваемых в антипатиях к коммунизму или коллаборационизме.
Про новую ленту Павла Чухрая только ленивый не скажет «старомодная»: любовная история на фоне суровой немецкой оккупации Литвы и не менее сурового советского освобождения пестрит многозначительными деталями, а все действия героев заслуживают заглавной буквы - не выбор, а Выбор, не предательство, а Предательство, не любовь, а Любовь. Все ключевые мысли проговариваются вслух - в том числе про причастность маленьких людей к большим трагедиям: у Чухрая литовец, приютивший еврейского мальчика, «просто поставлял уголь» для концлагерей; сам Макс, повзрослев, вынужден ловить коллаборационистов. Демонстрируя пагубность националистических обобщений, Чухрай и сам к ним прибегает - очевидно, что Лайма, Макс и суровый российский офицер Таратута (Сергей Гармаш) играют не столько участников событий, сколько обобщенный образ народа. В финале разжалованный и замученный Гармаш прогуливаясь по литовскому берегу кричит, обращаясь к родине: «Что же ты такая немилостивая?».
«Холодное танго» задумывался как эпопея, как большой русский роман, длящийся свыше трех часов (ведутся переговоры о сериальной версии), и в формате 110 минут ему, безусловно, тесно. Сюжет скачет между 40-ми и 50-ми, между двумя соседними сценами ощущается недостаток еще двух-трех, выспренние диалоги выдают в персонажах не столько людей, сколько национальные идеи. Несмотря на прекрасное трио Мухаметова, Пересильд и Гармаша, «Танго» сильно не хватает скромных человеческих эмоций - все реплики словно нашептаны в громкоговоритель, а половина диалогов и вовсе комически слабы. Когда каждая сцена пытается задавить зрителя исторической ответственностью и масштабом трагедии, недостаток чувств превращает в фильм беспощадную машину, кинотанк.
У Чухрая получилось кино широких жестов. Все действия Макса старательно выкручены звуковиком, поэтому каждый его вдох и движение руки звучит громче, чем даже крики Лаймы. Пересильд в самые напряженные моменты яростно сплевывает, а от камеры Игоря Клебанова не укроется ни один упавший стакан или желтая шестиконечная звезда, которые многозначительно возникают крупным планом. Старомодность «Танго» заключается не только и не столько в методах съемки. Открывающая сцена с карликом, торгующим любимыми папиросами Сталина, и нуарный наезд на зеркало, в котором отражается лицом Пересильд, - хороши. Устарел сам поучительный тон, с которым людям рассказывают о трагедиях. Лишний надрыв сегодня, в эпоху моды на нон-фикшн звучит не менее дешевым приемом, чем детские слезы.
Екатерина Визгалова, Алексей Филиппов
фото предоставлены пресс-службой фестиваля
2 комментария
обсуждение >>