«Кинотавр»-2016: Химеры нашего двора

Долгая дорога в "Замок": «Чужая работа», «Зоология» и «Рыба-мечта»

Кафка давно стал мерилом российской действительности, вот и на 27 Кинотавре пятый день оказался непредумышленной данью классику. На сходство «Зоологии» с «Превращением» указал коллега Денис Корсаков (про этот фильм мы поговорим с несколько иного ракурса), но оказалось, что и другие ленты этого дня - «Чужая работа» и «Рыба-мечта» - также могут быть прочтены через Кафку. Не через «Превращение», как лента Твердовского, но через «Замок» или «Процесс»: и герой документальной ленты про гастарбайтера из Таджикистана, и корректор из Питера, укрывшийся от шума на берегах Эстонии, ищут и стремятся к тому, чего достичь им так или иначе не удается. Фарруха затягивают коридоры, улицы и странные закономерности Москвы, Романа из «Рыбы» тянет на дно сновидческая зыбь прибалтийского вневременья. Все они - маленькие люди (Роман с первых сцен - отчетливо в чеховском изводе), всем им трудно увернуться от жерновов беспощадной машины государства или фатума.


Туда не ходи, сюда ходи: «Чужая работа» Дениса Шабаева

Герой второго неигрового фильма в основном конкурсе «Кинотавра» Фаррух – гастарбайтер из Таджикистана, который ради заработка переехал в Москву с семьей (оба с высшем образованием, отец экономист, мать юрист), работает, где придется, и мечтает стать актером. Его родителям советской закалки не нравятся его стремления, они хотят, чтобы сын нашел себе настоящую работу – шофера или плотника. Но Фаррух не сдается, он участвует в кастингах и даже получает небольшую роль в телесериале «Судья-2». По роли он дворник-гастарбайтер, который становится свидетелем заказного убийства. Но жизнь оказывается ничуть не менее сложной и захватывающей, чем кино, и вот уже в водовороте событий Фаррух сам попадает на скамью подсудимых, а затем в тюрьму.

Режиссер фильма Денис Шабаев – выпускник школы Марины Александровны Разбежкиной, кинематографические методы которой – длительное наблюдение за героями, отказ от метафоричности и максимальное погружение в реальную действительность. Второй фильм Шабаева (первый - пронзительная лента «Вместе» - документальная роуд-муви о себе самом и его дочери, отправляющихся на машине в Европу) абсолютно отвечает этим требованиям. Съемки «Чужой работы» велись на протяжении полутора лет, в ней поднимается актуализировавшаяся в последнее время тема мигрантов, толерантности, классовости сознания и положения людей, которые, даже имея высшее образование, в глазах общества становятся людьми второго сорта. Семья вынуждена жить в строительном вагончике, у них вечные проблемы с регистрацией и миграционной службой, устройством на работу. Кроме того, здесь важна и интересна тема оторванности и бедности людей после распада Союза, и другие - взаимоотношение с героя с семьей, переплетение кино и реальности. Последняя тема – одна из основных на «Кинотавра» этого года, посвященному Году российского кино.


Хвост съедает душу: «Зоология» Ивана И. Твердовского

В небольшом городе есть зоопарк, а в нем, в отделе снабжения, работает Наташа (Наталья Павленкова) - женщина за 50, живущая с мамой (Ирина Чипиженко) и немолодым кастрированным котом. Ее коллеги - образцовые посетители магазина «Три толстяка», майонезолюбивые женщины без комплексов (и некоторых других, более полезных человеческих качеств), гнобящие ее почем зря. У Наташи же есть секрет - невесть откуда взявшийся хвост, возникший как боль в копчике и вымахавший наутро до размеров неплохого такого хобота. В поликлинике никто не удивлен (хирурга больше расстраивает смазанный и непросматриваемый рентген), врачебные снимки атавизма спокойно делает приятный рентгенолог Петя (Дмитрий Грошев), а по городу невесть откуда поползли полуграмотные слухи про женщину с безумными глазами, хвостом, тремя хвостами и прочими богопротивными человеческими девайсами.

Второй игровой и полный метр документалиста Ивана Твердовского продолжает линию «Класса коррекции» и одну из ключевых магистралей документального кино вообще: это фильм про других среди условных нас, слегка абсурдистское бытописание буквальной инаковости, вдохновленное короткометражкой «Почему банан огрызается?», но ушедшее в другом, не лаконичном и не трагикомичном направлении. Если «Класс коррекции» признали амальгамой советского проблемно-школьного кино и раствора Триера или Ханеке, то «Зоологию» еще сильнее уносит в Европу: это легкая форма боди-хоррора со строгой социальностью Райнера Вернера Фассбиндера (по сюжету - конкретно из «Страх съедает душу») и наблюдательным абсурдизмом грека Йоргоса Лантимоса (не «Лобстер», но «Клык»). Наташа с детским голоском и чистыми же устремлениями курит у мусоропровода, где детской рукой выведено «Простите нас, мы вас любим», а потом заливает запах одеколоном, тут же она хоронит кота в коробке из-под туфель 37-го размера, ну а в квартире она выслушивает бредни, подхваченные матерью из телевизора или от знакомых (про загнивающий запад, антихриста и прочие «ничего нового»).


«Зоология» не назначает хвосту четкой метафоры: возникший не сразу, но однажды, он оказывается не причиной злопыхательства, а его следствием, подрагивающим памятником человеческой невостребованности - помощником и в самоудовлетворении (нейтрально-провокативная сцена в ванне), и в сведении знакомств с приятным, но тоже не без странностей мужчиной заметно моложе. Ключевая трагедия героини в том, что хвост лишь обнажил ту гулкую социальную решетку, которой она огорожена от «остальных» (впрямую этот образ возникал в «Классе коррекции»). В этом смысле вторая лента Твердовского действует с кажущейся прямолинейностью, чьи дополнительные пол-оборота, напротив, прячутся в тени, накатывая с некоторым, постпросмотровым опозданием: в клетке не только Наташа, но все - от рентгенолога, любителя пососать хвост, до чопорных посетительниц лубочного храма, будто бы застрявшего в жилом доме, больниц, курсов самовнушения («В моих руках - вся вселенная», отчаянно орут они, сидя на скрипящих стульях). Конечно, «Зоологию» накрывает волной амбиций и зрительских вопросов, какие неизменно сопутствуют так называемому «синдрому второго фильма», работа его суставов порой непонятна без рентгена (или даже остается в мертвой зоне), но тематически и стилистически (оператором на этой ленте выступил документалист Алекс Микеладзе, а не Федор Стручев) лента выполнена с той последовательностью, за которую не хочется раньше времени отрубать режиссеру хвост (что, как обычно, сделать проще всего).


Лучшая женщина - это колбаса: «Рыба-мечта» Антона Бильжо

Тихий питерский корректор Роман (Владимир Мишуков), достигнув 39-летия, едет в прибрежный эстонский городок Нарва-Йыэсуу, чтобы в тишине и тине отредактировать монументальный труд своего «предка»-двойника профессора Полянского «Рыбы Балтийского моря», но встречает сопротивление: профессор не указал, сколько же лапок у морского таракана, справочники расходятся, в столовой московский медведь Марк (Максим Виторган) навязывает дружбу и требует клеить одиноких девушек. Наконец, Роман после посещения дома-музея Полянского, интеллигентной попойки и презента в виде затертого матраса, принадлежавшего автору «Рыб Балтийского моря», идет купаться, хоть и не умеет плавать, и закономерно чуть не тонет. Спасшая его голая серена Хелена (Северия Янушаускайте) окончательно отвлекает Романа от корректорских обязанностей.


Полнометражный дебют Антона Бильжо, стилистически напоминающий дополнительную новеллу к «Шапито-шоу», если бы ее снимал Аки Каурисмяки, через многочисленные «ихтиологические» примечания из жизни отдыхающих и корректорскую работу заплывает в воды Романа Полански (завязанные на текучести «Нож в воде» и «Горькая Луна»; собственно, его имя и фамилия разделены между двумя персонажами с профилем Мишукова), где изучает затаившуюся и даже задремавшую сексуальность человека науки. У Хелены обнаруживается две сестры, чье пение зачаровывает приморских странников, едущих на пляжи Нарва-Йыэсуу кто за курортным романом, кто за туманом, а кто и за мечтой. У большинства они классические, а Роман спит и видит, как узнает, сколько же лапок у морского таракана (наконец-то, кто-то проговорил голубую мужскую мечту без всякого маскулинного кокетства). Заканчивается же этот заплыв среднего возраста патологическим подобием примирения: в 39 лет, может, и пора сделать что-то монументальное, а может быть и нет. В «Автостопом по Галактике» компьютер вычислил, что смысл жизни равен 42-м. В «Рыбе-мечте» его мужская составляющая равна 14.