Классики и пустота

65-й Берлинский фестиваль добрался до середины


На международных кинофестивалях есть такая традиция, негласное правило – подводить итоги первой половины фестиваля. Дескать, подошли к середине – и что имеем? В случае с нынешним Берлинале проще сказать, чего мы НЕ имеем. Не имеем мы однозначного лидера, фильма, который бы «перепахал», фильма, после которого общее восторженное «Ах!!!» будет лучшей рецензией. Словом, фестивальную жизнь дойдя до середины, мы очутились в сумрачном лесу.
Нет-нет, Берлинале вовсе не плох, а если он не позволяет нам хором выдохнуть «Ах!!!» - это не его вина. Так сложился к началу года мировой кинематограф. А сложился он, надо сказать, как-то не совсем складно. Словно в паззле не хватило кусочков, не успели сделать. А без них, без этих кусочков, картина бледная.
Даже классики в этом году не спасают. Более того – всеми силами огорчают даже своих самых стойких поклонников. Терренс Малик, опять, впрочем, не приехавший на фестиваль (он никогда никуда не ездит), прислал в конкурс картину «Рыцарь кубков» с Кристианом Бейлм, Натали Портман и Кейт Бланшетт в главных ролях. Оседлав космогоническую эстетику еще в «Древе жизни», Малик неуклюже потоптался на ней в следующей своей картине, «К чуду». Предположить, что он вцепится в нее и в следующей работе, никто не мог. Тем не менее уже ставшая привычно надоевшей стилистика, предполагающая бессмысленные путешествия героя по экрану под Грига и Баха, перекочевала и в новый фильм Малика. Блуждания героев в полном молчании предполагают повышенную многозначительность, однако кроме ощущения звенящей пустоты ничего в себе не несут. Новая космогония: гон есть – космоса нет.


Та же пустота плавно перетекает в новый фильм Вима Вендерса «Все будет хорошо» с Джеймсом Франко, Шарлоттой Гензбур и Рейчел Макадамс. Улетела куда-то философская легкость бытия «Неба над Берлином», захотелось мастеру чистой мелодрамы – вот вам, получите. Да еще вместе с мегазвездами. Еще бы хорошо, чтобы кто-нибудь был в состоянии эти звезды зажечь, а то они серебрятся тусклым грустным светом. А если звезды не зажигают – значит, это никому не нужно?
Николь Кидман, скажем, в фильме Вернера Херцога «Королева пустыни» о знаменитой исследовательнице Ближнего Востока Гертруде Белл – для чего-то она ведь нужна была тут? Неужели только для того, чтобы привлечь инвесторов? Или чтобы поселить в зрительских душах чувство неловкости за не очень уже молодую актрису, первую половину фильма передвигающуюся по экрану с выражением лица Наташи Ростовой на первом балу?


Той же пустотой звенит и фильм «Под электрическими облаками» Алексея Германа-младшего, единственный российский фильм конкурсной программы. Вроде все есть, все на месте: красивая съемка, печальные философски настроенные люди один другого честнее, много музыки и тонны недосказанности. Западная публика довольна – наконец-то собрались все вместе приметы добротного русского кино, являющие миру величие и многослойность русской мысли. Не зря говорят – что русскому хорошо, то немцу смерть. И наоборот. Формальные изыски Германа-младшего – лишь тонкое покрывало, под которым прячется пустота. Внешние признаки авторского кино здесь не просто опираются на традиции старшего поколения великих, в первую очередь – Германа-старшего, но так крепко держат оборону, что робким росткам собственного стиля не пробиться.
Герои Германа-младшего живут в мире, скопированном с мира Германа-старшего, порой сбиваясь на диалоги в стиле Киры Муратовой или выстраиваясь в цепочки а ля «Сладкая жизнь». Герман-младший, кажется, так заботится о том, чтобы его не заподозрили в следовании отцовским традициям, что до другого руки просто не доходят.


В «Пионерах-героях» Натальи Кудряшовой – другая беда, но тоже фатальная. Фильм, рассказывающий о сегодняшней жизни 35-летних и о фрустрации, выросшей из насквозь фальшивого пионерского детства, словно изначально ставит задачу: обойтись без редакторов. Вот где настоящая катастрофа – профессия редактора стала по своей уникальности сродни корректору в современных сми. Умерла так умерла. А между тем громадный пласт работы в кино способен выполнить только редактор. Только он может объяснить автору, что дети в 80-х не говорили «блин» и «походу», а девочки не называли друг друга «девки». Все это появилось гораздо позже. Только редактор сразу видит фальшь диалогов, только редактор способен мгновенно подсчитать, на сколько минут необходимо сократить фильм, чтобы он не выглядел затянутой нудятиной. Только редактор-профессионал знает, как залатать прорехи сценария, чтобы и фильм получился без дырок. Пожалуйста, верните в кино редактора!


Впрочем, все это неплохо бы знать и продюсеру, равно как и определять степень конъюнктурности. Конечно, когда главный герой, противный молодой политпиарщик, наглый, самоуверенный хам, вдруг уходит в монастырь – это убийственно жизненно. Равно как и убийственно жизнен тот факт, что даже хорошие продюсеры, вроде Сергея Сельянова, ради конъюнктуры идут на художественный подлог.
Масса претензий, но за ними – пустота. Поэтому когда смотришь фильм «Чайки» Эллы Манжеевой, фильм, снятый на калмыцком материале, о молодой женщине, оставшейся без мужа, беременной, гордой, одинокой, - понимаешь, что молчаливое изящество, перемешанное с востребованной фольклорной экзотикой, за которыми лишь – нехитрая бытовая история без претензий на философские глубины, - это хоть проще, но честнее. Кстати, «Чаек» приняли в Берлине очень эмоционально и доброжелательно.
А теплее всех приняли картину Джафара Панахи «Такси», где режиссер сыграл главную роль. Весь фильм – это разговоры в машине, снятые двумя статичными камерами. Одна смотрит на водителя, другая – на пассажира рядом. И все. Аскетизм изобразительных средств еще больше подчеркивает высочайший профессионализм иранского режиссера и обеспечивает то легкое дыхание, без которого настоящее кино немыслимо.