Авторская колонка Алексея Филиппова // Новые длинные: почему современные блокбастеры длятся дольше двух часов

Или в чем разница между двухчасовыми фильмами 1978-го и 2018-го


В российском прокате толпятся грабители зрительских кошельков: «Хан Соло: Звездные войны. Истории» (два часа и пятнадцать минут), «Дэдпул 2» (два часа) и «Мстители: Война бесконечности» (два часа и сорок минут). Все они - двухчасовая сажень в плечах, хотя свеж еще в памяти миф, что идеальный объем кинематографических бедер - это 90 минут.

Впрочем, супергеройские фильмы всю сознательную жизнь были лентами «плюс-сайз»: «Супермен» 1978-го вообще шел три часа, а Кристофер Нолан оказался не готов уделить Бэтмену менее ста сорока минут в каждой из частей трилогии. Такие мегаломаны, как Джеймс Кэмерон, и для мелодрамы (пускай внутри фильма-катастрофы) не жалели трех часов. А есть же еще и трилогия «Властелин колец» (три часа с гаком каждый фильм) вместе с чуть менее бессердечным к зрительским ягодицам «Хоббитом» (тоже трилогия, если кто-то прозевал).


Тут самое время взглянуть на десятку самых кассовых картин (всё-таки в блокбастерах, как в капле воды, что-то да отражается про глобальные поветрия). Опять-таки самый короткий участник топа длится всего лишь два часа и пять минут («Мир Юрского периода»). Получается, правило девяноста минут справедливо для комедий, хорроров и мульфильмов, которые зачастую не слишком рассчитывают на проверенный брэнд или именитого режиссера, а потому не рискуют превышать цифры, соответствующие нижней границе полнометражного фильма? (Тут показатели разнятся: где-то готовы засчитать 58 минут, где-то намерены терпеть до 80.)

Так статистика встала на пути подозрений, что хронометраж блокбастеров изменился, а зрители осмелели и стали покидать насиженные места в районе диванов и кухонь, чтобы провести от двух до трех часов в креслах мультиплексов или обычных кинотеатров. Конец.


Нет, на самом деле так даже интереснее. Раз уж в тексте зашел разговор про деньги, то полезно позаимствовать у экономики понятие «инфляция», благодаря которому «Унесенные ветром» входят в топ-10 самых кассовых фильмов с поправкой на обесценивание денег (хотя в нашем мысленном эксперименте речь шла о списке без учета инфляции). Похожая история происходит и с пресловутым хронометражем: два часа в 1978 году - это не то же самое, что два часа в 2018-м. Как говорил философ, think about it.

Если не углубляться в подробности, то изменился киноязык и ускорилось повествование; эстетической оппозицией раздражавшему эстетов на стыке веков клиповому монтажу выступило «медленное» (или созерцательное) кино, среди адептов которого можно разыскать и Терренса Малика, и Белу Тарра, и Лава Диаса, и еще с десяток фестивальных божков (и выдающихся режиссеров). Эти самураи длинного плана, принявшие обет не опошлять сцену лишними склейками, для разговоров про мультиплексы не слишком интересны, но нельзя совсем не упомянуть этот архипелаг продолжительных лент при разговоре о хронометраже современных фильмов.


В то же время два часа нолановского «Бэтмена» и два часа новых «Звездных войн» - это тоже две большие разницы. У длинных фильмов есть несколько коннотаций. Например, это верный спутник эпичности повествования, как во «Властелине колец». Или признак серьезности: грубо говоря, Мартин Скорсезе, Серджо Леоне или Майкл Манн легко справляются с двумя-тремя часами экранного времени; к этому же представлению о связи хронометража с содержанием, кажется, апеллировал Нолан на реалистичном Бэтмене или Иньярриту на «Выжившем». Еще это, конечно, необходимая мера для рассказа иных историй и подробной работы с характерами (то же трио из предыдущего пункта, но без шуток про Нолана).

Окей, кино стало быстрее, но почему хронометраж (почти) не изменился, а персонажи стали будто бы хуже прописаны? Всплывший (sic!) в начале разговора «Титаник» хочется привести как пример фильма-символа. Он среди прочих значимых картин конца 90-х ознаменовал, как страх человечества перед окончанием миллениума (сюда же угодил феномен «Матрицы», например), так и продемонстрировал, что идея «фильма для всех» идет ко дну. Об этом легко говорить из 2018-го, но как минимум последние двадцать лет [массовый] кинематограф двигался к понимаю, что зрители по всему миру равны, но не одинаковы, отсюда столь возросший запрос на diversity (культурное многообразие). И если раньше фильмам требовалось описать какую-то часть узнаваемого мира, уже занесенного в пантеон белой голливудской мифологии, то теперь на карту привычного требуется занести новые территории, наполнять пресловутый пантеон новыми символами и героями. Утопия глобализации пала - в идеале теперь к каждой группе зрителей подбирать свой ключ. Чтобы далеко не ходить: одним из важных для массовой культуры «новых богов» стал блокбастер про чернокожего супергероя Черную пантеру.


Иными словами, если раньше история ограничивалась более-менее одним взглядом на мир, который можно было скрупулезно прорабатывать в этом конвенциональном русле, то теперь сценаристы стремятся дать как можно больше ракурсов, предложить максимальный спектр моделей поведения - и для этой благородной задачи хронометража все чаще попросту не хватает. В этом смысле «Дэдпул 2» немного выбивается из нашей тройки игроков, а вот исполинские проекты Disney в теорию разнообразия идеально вписываются: на месте обилие героев и самых разнообразных проблематик в «Хане Соло»: поднятых для галочки вопросов пансексуальности и капитализма. Блокбастеры буквально последнего года-двух стремятся понадкусывать как можно больше тем, чтобы сцена-другая угодила в самые разные группы зрителей. И если с Disney всё понятно (студия мастерски держит руку на пульсе как никто другой), то сложно не восхититься «Трансформерами» - грохочущей и многомиллионной иллюстрацией того, как старые маркетинговые ходы и зрительские фетиши гулко улетают в небытие. Последняя часть франшизы, снятая Майклом Бэем, откровенно не понимает, с кем и как ей нужно разговаривать.

Поэтому самый интересный вопрос к большим проектам вообще и к супергероике в частности: будут ли они и дальше раздаваться в хронометраже, надеясь обзавестись собственной гравитацией, или все же перейдут на более камерные (насколько это возможно) истории, согласные работать не со всеми зрителями на свете, а с носителями определенных культурных кодов.