В 1919 году отряд красных захватывает под Рытвой (Сибирь) поезд с белыми и прочими «вшивыми интеллигентами». Людей заживо бросают в топку, «офицерье» расстреливают на месте. Руководить бесчинствами приходится утомленному командиру, который старается свести к минимуму бессмысленные и беспощадные казни, хотя он и устал, как раздираемая Гражданской войной страна. В толпе пассажиров опасного поезда он видит будто бы свое отражение – ни усы, ни женский шарф не скрывают удивительного сходства между актером Николаем Евлаховым и красноармейцем Игнатом Плотниковым (оба –
Максим Суханов). Фатум распоряжается так, что первый остается в живых, а второй гибнет. Проходит четыре года, и Евлахов, хорошо устроившийся в Выборге, решает исполнить главную роль своей жизни: он хочет вернуться в новую страну, которая когда-то была его родиной, чтобы сыграть Игната Плотникова.
Вооружившись идеей режиссера и драматурга
Николая Евреинова, что
«жизнь должна стать театром», Николай Евлахов становится одержим ее воплощением: он ищет правильную шинель, дневники Плотникова, наган, помнящий вкус крови и пороха, - и собирается нелегально проникнуть в Совдепию, чтобы прожить чужую жизнь. Там актер превращается в сдержанного и грубоватого красного командира, который вернулся из Сибири, а на самом деле – с того света (хорошая рифма к загранице).
Главная же трансформация настигает не кумира шведских девиц в дорогой шубе и при каноническом пенсне, а Максима Суханова, которому и так грех жаловаться на недостаток хороших ролей на сцене и экране. Из поклонника театральных пауз и чересчур эмоциональных восклицаний он превращается в серого, забитого героя Гражданской войны. Этих двух людей, связанных общей историей и внешностью, Суханов играет так, что в действиях Евлахова видится не просто актерское помешательство, а осмысленное движение к пониманию русской души. Тернистый путь к то ли великой абстракции, то ли национальной особенности авторы сценария зачем-то решили обильно снабдить дежурными фразами и маркерами времени. Психотерапевт, к которому обращается жена Евлахова - актриса Амалия (
Мария Ярвенхельми), - признается, что зачастую не понимает мотивацию русских поступков. Мол, они ведут себя, как в романах Достоевского, поясняет он. А еще минутой раньше швед предлагал отправить господина артиста в Вену – к профессору Фрейду (которого как раз настиг рак неба). Апофеозом сакрального перечисления героев того времени становится сцена, где к Плотникову приходит журналист (
Леонид Мозговой), чтобы в коротком монологе за бутылкой водки упомянуть и Власа Дорошевича, и Антона Чехова, сразу выдавая в себе умницу из запрещенных интеллигентов. Мозговому, который играл и Гитлера, и Ленина, мимикрировать под соответствующую эпоху нетрудно, а вот иных персонажей от современности лиц не спасает даже пара исторических имен в рукаве. Например, любопытного мальчика на кухне общежития так и хочется обрядить в кардиган и сфотографировать для Instagram’а.
Фильму же немного не хватает собственного стиля. Как герой Мозгового именовал себя «последователем Дорошевича Власа», так и
Константин Лопушанский, долгое время ходивший в «учениках
Тарковского», остается продолжателем чужих традиций. В
«Роли» ощущается влияние «тетралогии власти»
Александра Сокурова и картин
Алексея Германа, у которого режиссер даже позаимствовал длинный, снятый одним дублем, монолог в поезде, заменив, правда, летчика на проститутку-воровку.
«Роль» оказывается не новым взглядом на сложный период отечественной истории с позиции извечных поисков актера, а очередной, пускай крепко сделанной, компиляцией авторитетных мнений. Произнесенное артистом имя Евреинова еще раз мелькает в кадре – на афише, но картине Лопушанского не хватает иронии теоретика театра – здесь все всерьез и все до конца. Когда Евлахов начинает видеть чужие сны, эффект от этой эволюции сознания и духа портит восклицание:
«Уже и сны чужие снятся». Для такой тонкой материи это, как говорится, слишком толсто.
«Роль» в прокате с 3 октября.
8 комментариев
обсуждение >>